Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что значит быть евреем? Это ещё одна часто повторяющаяся тема. Что это значит для меня? И горжусь ли я тем, что я еврей?
Я часто слышал, как некоторые евреи говорили в беседах с неевреями: «Я еврей и горжусь этим». Это не должно быть истолковано как некая провокация. Наоборот, следует постараться лучше понять, что стоит за этой гордостью, которую на протяжении тысячелетий так часто попирали. Так было со времён существования еврейской диаспоры. И когда давление уменьшается, эти люди снова обретают своё достоинство и свою человеческую гордость. Что касается меня, то, не будучи ни в коей мере «стыдящимся» евреем, я в то же время далёк от того, чтобы как-то особенно гордиться своим происхождением. Я есть то, что я есть, и я утверждаю себя в этом качестве. Каждый человек должен признать, что он обязан своим появлением на земле только величайшей и счастливейшей из случайностей – взаимной любви. Я искренне верю, что человек, какой бы религии он ни был, должен гордиться только теми великими делами, которые он лично совершает на благо человечества. Придерживаясь этого правила, мы будем полны смирения. Так что давайте просто попробуем вести себя в жизни по-человечески, что само по себе уже непросто, но при некотором желании вполне возможно.
А сейчас я скажу вам, что значит для меня быть евреем в двадцатом веке, во Франции или где-либо ещё. Я думаю, это значит быть наследником религиозной традиции, которая восходит к Аврааму, отцу великих монотеистических религий, и Моисею, пророку пророков и единственному человеку, который встретил и услышал Бога. Он принёс доказательство этого: Десять заповедей.
Это ещё и вера в единство Бога: «Господь, Бог наш, Господь един есть!»[80]
Это также значит принадлежать к людям Книги, то есть Ветхого Завета. В связи с этим я расскажу вам маленький анекдот, за который беру на себя полную ответственность. Очень благочестивый старый еврей, который при жизни не совершил и тени греха, умирает красивой смертью. Он тут же оказывается в раю. Там его принимает сам Бог – ставит его по правую руку от себя и осыпает почестями, поздравляя с тем, что он всю жизнь вёл себя как хороший еврей и, главное, как человек. Но старый еврей кажется грустным, ничто не может его развеселить. Время от времени Бог замечает, как тот утирает слезу. Поэтому он спрашивает его: «Что с тобой? У тебя обеспокоенный вид. Я твой извечный Господь, ты должен мне всё поведать». Но старый еврей качает головой… он явно не желает ничего говорить. Тогда Бог начинает настаивать и сердиться: «Ты должен сказать мне, что не так! Я твой Бог, и я могу всё поправить».
Кто может противостоять Богу? Тогда старый еврей говорит: «Слушай, Господи, я не смел тебе сказать, но у меня есть единственный сын, которого я пытался воспитать настоящим евреем. Но ничего не вышло. Он не последовал за мной в моей вере… и покрестился».
Тогда Бог разражается таким смехом, который слышно во всех концах нашей галактики. Затем он смотрит на старого еврея с нежностью и состраданием: «Могу тебя заверить, что это неважно: прости ему… мой-то тоже обратился!»
Старик набирается смелости, чтобы спросить: «И как ты отнёсся к этому? Как наказал своего сына?» – «О, очень просто. Составил новое завещание!»[81]
Быть евреем также означает иметь чувство юмора.
А ещё это означает неприятие того, что политик, каким бы великим он ни был, может назвать еврейский народ «высокомерным и властным»[82].
Это, конечно, означает и любить свою семью, уважать её, почитать отца и мать, как сказано в Десяти заповедях. Не забывать о своём происхождении, как бы высоко ты ни поднялся в жизни. В Субботу вечером не забывать накормить бедных. А ещё это, конечно, значит унаследовать тревоги и традиции, которым уже более пяти тысяч лет, и не пытаться откреститься от них, так как, несмотря ни на что, несмотря на гонения и геноцид, еврейскому народу удалось выжить.
* * *
Мне остаётся лишь ответить на вопросы, касающиеся меня как писателя.
Прежде всего эта книга не была для меня вопросом писательских амбиций. Речь шла о том, чтобы изгнать демонов, завладевших моим детством, чтобы отвести душу, если хотите. Из двух зол нужно выбирать меньшее: я предпочёл писательство психоанализу и считаю, что сделал правильный выбор.
Я также хотел оставить своим детям свидетельство очевидца и передать им опыт и ценности, которые считаю важными. Будьте смелыми, умейте выкручиваться, ни на кого не надейтесь; контролируйте свои эмоции, берите на себя ответственность; словом, постарайтесь стать неуязвимыми. Только так вы сможете справиться с жизнью и её ловушками.
В Библии написано, что мужчина должен сделать в своей жизни три вещи: жениться и завести детей, построить дом, оставить после себя что-то, способное пережить его. Этой третьей вещью и станет для меня моя книга. Я не был готов к такому большому начинанию и даже собирался издать книгу за счёт автора, то есть самостоятельно оплатив все расходы типографии. И успех, который она в конце концов снискала, застал меня врасплох – рукопись успели отклонить четыре издательства, пока её наконец не приняли Мишель-Клод Жалар и Жан-Клод Латтэ, а Клод Клоц[83] не оказал мне неоценимую помощь в корректуре и правке текста. Успех книги удивил и моих детей, которые столько раз слышали от меня эту историю.
Большинство авторов начинают с чего-то автобиографического. Это и мой случай, конечно. Моя вторая книга также была ещё очень близка мне, так как в ней я рассказал историю мамы. Впоследствии, читая многочисленные письма, которые мне присылали читатели, я заметил, что многим хотелось узнать, как сложилась моя жизнь после Освобождения. Так я написал Baby-foot, продолжение «Мешка с шариками». Это рассказ о моей жизни в удивительном, прекрасном и противоречивом Париже того времени. Из детства я сразу шагнул во взрослую жизнь, ценой невероятного опыта, который мне до сих пор иногда кажется сном, и я задаюсь