Он злился, исходил гневом, бил главного помощника. Это он не сумел вовремя остановить наплыв СМИ. Ну и что, что у полиции были свои связи с журналистами? У него они тоже были!

Светилов не мог поверить в такую подлянку. Сафьялова, а это она песочила его деятельность во время своей карьеры, умудрилась нарыть то, что он считал давно захороненным. И как после этого доверять кому-либо из своего окружения?! Он ещё после истории с владельцем старинного дома и его внучки ясно дал понять своим: делишки прикрыть, работать тихо, не вызывать подозрений. Всё, что может впоследствии стать угрозой для него, надёжно спрятать. Так надёжно, чтобы это никогда не всплыло! И что? Оно всплыло!

А помощник молил о пощаде, ныл от боли. Светилов от этого бесился лишь сильнее. Из-за придурка вся карьера теперь была под угрозой. Всё нажитое непосильным трудом могло исчезнуть. Он мог лишиться богатства, а значит власти. А если власти, то остаться никем! Нет. Он не мог этого позволить. Последний раз ударил помощника. Тот, всё ещё укрываясь от сильных кулаков, заплакал. Светилов поморщился. На лице отражалось отвращение.

— Ты что, девчонка? Перестал ныть и взял себя в руки!

Помощник с трудом поднялся с пола.

— Так-то лучше. Принеси мне бутылку. Мне нужно успокоиться.

Через минуту откупоренная бутылка стояла перед Светиловым. Профессор налил бокал, опустошил. Помощник вжал голову в плечи. Ничего хорошего такая быстрая расправа со спиртным не предвещала.

— Где ребята? Уже выехали?

— Нет.

— Что значит нет?!

— Так они…

— Пусть бросают журналистку. Нельзя её убивать.

— Почему? Ты кретин?

— Да. Я кретин… — покорно произнёс помощник.

— Ещё бы ты стал спорить. Мне с…ть на неё и на её детей! Но лучше сейчас не светиться. Её смерть вызовет подозрения и может привлечь ко мне дополнительное внимание. Оно мне надо?

– Н-нет.

— Не мямли!

— Нет.

— Звони. Пусть возвращаются. Подчистят в лаборатории.

— Вы боитесь, что начнут повторно копаться в деле с Караэсом?

— Я ничего не боюсь!

Взгляд профессора пригвоздил к полу. Помощник поспешно начал извиняться. Разбитое лицо наливалось болью.

— Перестраховка — это то, что делает меня неуязвимым. Или ты, дебил, думаешь, у меня нет ничего на случай ареста? — самодовольно улыбнулся. — У меня всегда есть страховка. А теперь выйди.

Светилов налил ещё порцию виски, закрыл глаза. Расслабился. Если в этот раз полиция окажется умнее, и его всё-таки возьмут, он обратится к влиятельным друзьям. Они повязаны с ним и не смогут отказать. Так что, если что-то вдруг пойдёт не так, и он сядет, то точно не один.

Рассмеялся. Поставил удобное кресло напротив большого окна. Виски и прекрасный вид всегда поднимали настроение. Он даже не мог себе представить, как покинет родной кабинет с дорогой мебелью, идеальной подсветкой — не любил типичные лампы, с портретами собственной семьи, написанными под картины времён царя Ивана Грозного — любимого им царя. Здесь всё дышало богатством, роскошью. Его именем. Светиловы были не просто известной семьёй, они представляли династию успешных людей, чьи имена красовались в списках лучших печатных изданий. Нет. Не мог он представить себя в каком-либо другом месте. Тем более на нарах. Да и зачем представлять? Ему помогут в случае чего. Конечно, помогут. И чего он волнуется? СМИ и раньше очерняло его фамилию, но он выходил сухим из воды. Выйдет и теперь.

Только расслабился, как в дверь постучал помощник.

— Что надо?

— Вы… вы ещё не знаете?

— Что мелешь?

— Вы… вы должны это увидеть.

Светилов нехотя взял в руки планшет. Любительское видео, кто-то снял на телефон, демонстрировало хорошо известное профессору лицо. Качество съёмки оставляло желать лучшего, но всё же Фурский угадывался. Можно было узнать и его дочерей. Обеих.

— Ерунда. Это всё? — пробасил Светилов.

— Н-нет, — помощник нажал следующую ссылку. Профессор заметил, что этих ссылок ещё пять и выругался.

Следующее видео, гораздо более хорошего качества показывало Фурского во всей красе, а именно в момент, когда тот стрелял в дочь. Светилов присвистнул. Ему даже немного жаль стало Фурского. Тот явно не собирался убивать любимицу Каришу.

— И такого много? — спросил, зная ответ.

Помощник кивнул.

— Очевидцы засняли всё, что произошло. Съёмка не качественная, но…

— Что, но?

— Вашего партнёра по бизнесу уже узнали… Простите.

Занёс руку для удара. Помощник съёжился.

— Чёрт… — опустил руку. — Его возьмут, и он меня сдаст. И надо же грохнуть дочь рядом с моим офисом! Скотина! О чём он думал?

— Что мне делать?

— Никого не впускать. Я никого не принимаю. Мне нужно подумать.

Помощнику кто-то сообщил информацию в наушник, и тот побелел.

Светилов ударил по столу.

— Журналистку убили? Я же велел оставить её!

— Я передал. Они едут. Ваш партнёр…

— Не говори, что…

— Фурский. Он требует встречи.

— Откажи.

— Откажи ему, — повторил помощник охраннику. — Что? Что они повязаны? — поднял глаза на Светилова. — Он говорит, вы повязаны, и вам лучше его выслушать.

Профессор задумался, но ненадолго:

— Прямо сейчас выясни, в какую больницу повезли его дочь и поезжай туда.

— А что делать с вашим…

— Скажи, я приму.

* * *

Фурский держал самообладание в узде, подъезжая к зданию профессора, поднимаясь на лифте, подходя к двери. Но стоило переступить порог офиса, как нервы сдали.

— Ты должен помочь! — не сдержался Фурский. — Я в полной жопе!

— Рад, что ты это осознаёшь, а не строишь из себя властелина всех и вся, — заметил с улыбкой Светилов.

— Что ты лыбишься? Тебе весело? Только знай, помирать, так вместе. Я один на дно не пойду!

— Держи себя в руках, Олег.

— Не затыкай меня!

— Где твоё спокойствие? Я тебя не узнаю.

— Сотри эту дурацкую улыбку!

— Всё-всё-всё. Не стой, присаживайся, виски будешь? Мне сказали, ты хотел поговорить.

— Какое виски?! Ты не понимаешь, в какой мы ж…

— Ты, — отрезал профессор. — Ты, мой дорогой партнёр. Я не убивал свою дочь.

Фурский подскочил к Светилову и схватил за ворот рубашки:

— Осторожнее со мной, я много чего знаю о твоих делах. И дочь я не убивал. Она выживет.