И не кончает фразы, мягко сползает под стол.

Поэтому я всякий раз и говорил об этом кладбище: мол, «было». Только было кладбище, а сейчас оно под слоем воды в сорок метров, и этот голос больше никто никогда не услышит. Хорошо, если остались магнитофонные записи.

А еще на юге Хакасии есть гора, на которую нельзя попасть. Хакасия – не такая уж большая страна, и какую гору ни назови, совсем нетрудно на нее подняться и уличить – мол, это же совсем не та гора!

Тем более, что рассказывали мне эту легенду городские интеллигенты, а вовсе не местные жители, хорошо знакомые с горой.

Легенда же такова: когда-то враги напали на Хакасию. Кто эти враги, мне тоже выяснить не удалось: гунны это были, кыргызы или уйгуры. Враги, и все тут! Вражеское войско перешло горы и перед решительной битвой расположилось на горе, чтобы завтра начать решительную часть нашествия, ударить по самой Хакасии.

Но тут вмешалась сама земля, помогающая тем, кто на ней живет. Сколько бы враги ни скакали с горы, они не могли отойти далеко от вершины. А сколько бы хакасы ни скакали на врагов, они тоже не могли к ним подойти. Так вражеское войско и осталось навсегда на горе; враги съели своих лошадей, съели все, что смогли, и погибли. Их кости и все, что принесли враги с собой, лежит там и по сей день. А на гору с тех пор невозможно подняться. Можно идти часами, сутками, хоть несколько недель. Гору будет прекрасно видно, но на нее нельзя ни прийти, ни приехать.

Этот сюжет тоже отлично известен Стругацким, но использован безо всякого патриотического пафоса. Братья Стругацкие включили этот сюжет в «Сказку о тройке», – помните, пасечник Филофей? Как я уже говорил, многие сюжеты сибирских мифов были прекрасно известны Стругацким. Другое дело, что сами Стругацкие никогда об этом не упоминали ни полсловом.

Эта история произошла в самом конце прошлого столетия, на одной из троп, ведущих из Абазы в глубину Саянских гор, на гольцы и белки – места, где уже голо – нет леса и где все бело от снега. Там, в бедных безлюдных горах, кочевали тофалары со своими стадами оленей. Из всего, что есть в большом мире и нет у них в горах, тофаларам нужны были две вещи: соль и железо.

Купец, имя которого потерялось во времени, торговал с тофаларами, привозил им железные иголки, шилья, ножи, топоры. Привозил каждый год два мешка соли, которых хватало тофаларам.

У купца была дочь, христианское имя которой память сохранила: Ирина. Может быть, сам купец был некрещеный, потому и имя забылось; но дочь он окрестил, и девочка училась читать и писать по-русски. Из этого уже следует, что купец был человек разумный и для своих времен современный, потому что сам-то он принадлежал к обществу, в котором женщина – вид домашнего скота, но готовил дочь к жизни в совсем другом мире.

Свернув от большой дороги на вьючную тропу, купец с дочерью должны были идти три дня, вести с собой за повод коня, нагруженного всем необходимым, и постепенно подниматься к белкам, на условленное место. Почему купец взял с собой дочь, было ли это в первый раз или повторялось каждый год – умалчивает история.

В конце первого же дня пути купец с дочкой остановились в хижине, специально построенной для проезжающих и проходящих. Для хижины, которой пользовались всего несколько раз в году, в теплое время года, не стали даже валить лес. В землю вколотили жерди, оплели их лозами; одну стену сделали выше другой, чтобы с наклонной крыши стекал дождь и не накапливался снег. Все это обмазали глиной, и первый проходивший по тропе подновлял эту обмазку. Перед хижиной бил ключ; проходящие по тропе выкопали ямку, где накапливалась вода. Здесь же сделали очаг.

Казалось бы, кому нужна была эта нищенская лесная хижина, явно не очень богатый купец и его дочь-подросток? Но из леса за ними следили глаза, для обладателей которых все это – лошадь, запасы еды, товар на обмен – могли стать огромным богатством. Трое беглых каторжников ушли в лес, забились подальше от властей, от дорог, на которых могли бы их искать. Этого они добились, нет слов, – никто не нашел троих беглых. Но и жизнь в глухой тайге – удовольствие на любителя; а уж если «любитель» совсем не умеет охотиться, ловить рыбу, ходить без дорог; если у него нет подходящей одежды и обуви – совсем плохо дело.

Даже найдя хибару, беглые уголовники не решили всех своих проблем. Жить в этой хижине? Но… чем? Да и жить в ней можно только до первых морозов. Построить настоящую избу? Нужны инструменты, нужно умение. А для зимовки – продукты.

По настоянию моих рассказчиков (хакасов по национальности) добавлю, что разбойники все трое были русские, – это обстоятельство подчеркивалось несколько раз.

Оголодавшие разбойники ушли в тайгу за несколько минут до появления купца и его дочери: еле успели затоптать огонь, уничтожить следы пребывания. Остальное, полагаю, ясно… по крайней мере, в основном. Как и во многих других случаях, есть две похожих версии события.

По одной версии, разбойники убили и ограбили обоих, а трупы расчленили и забросили в лес, чтобы их сожрали звери.

По другой, отца они убили, а дочь связали и, уходя, все смеялись над ней – мол, дай еще соли! Уходя, они даже проявили гуманизм – развязали девицу, не стали губить. Гуманизм, конечно, относительный: девушку оставили одну посреди глухой тайги, в полном дне перехода от дороги, рядом с трупом отца. Девица сошла с ума от пережитого; совершенно беспомощная, она так и бегала вокруг хибары, пока не умерла от голода и потери сил.

Вторая версия, честно говоря, гораздо лучше объясняет все дальнейшее. Потому что никакой купец не появляется в этом месте и не осложняет жизни путешественников. Но если вы захотите остановиться на этом удобном сухом пятачке, в полуразвалившейся хибаре, в пламени вашего костра («за костром» – полагают другие) появляется именно дочка. Струи пламени складываются в тонкую девичью фигурку, одетую в продранное во многих местах платье с национальным орнаментом, с полуазиатскими чертами лица.

– Дай соли! – протягивает руку огненная девушка к сидящему.

Тот шарахается, отодвигается, как может. А рука, как резиновая, тянется за ним, удлиняется сама собой.

– Дай соли!

Это «дай соли!» будет повторяться, пока сидящие у костра в панике не убегут.

На мой вопрос, как далеко может тянуться рука, информаторы не смогли ответить сколько-нибудь точно. Что «далеко» – никто не сомневался, но точнее данных у них не было. Что будет, если рука девушки коснется кого-то, мнения распадались. Одни думали, что тронутый девушкой немедленно умрет. Другие полагали, что будет сильный ожог, и человек даже может сгореть, если не убежит. Третьи же всерьез предполагали, что девушке одиноко, что если она поймает кого-нибудь, то для того, чтобы взять этого человека в мужья.

Проверить можно довольно просто. Надо свернуть на вторую пешеходную тропинку слева от дороги, ведущей из Абазы на Саянский перевал и дальше в Туву, и пройти тропами примерно 30 километров. Развалины хибары, кострище в очаге, выложенном камнем-плитняком, и ямка, заполняемая водой из родника, сохранились до сих пор. Желающие могут переночевать там и поставить любой эксперимент.