Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думаешь, тут и конец сказке? Справедливая месть, счастливый финал? Хотел бы я, чико, поведать тебе такую историю. Но не могу. Всё сложилось иначе.
Мстителя из Джима Джонса не вышло, удача покинула его. Бёрк, Кларк и Дадли убили ирландца. Избавились от тела, помянули и снова забыли о нём.
Да ты смышлёный малый! Угадал: и это тоже не конец истории. Со смертью для Джима Джонса всё только началось.
Видишь ли: прибыл тогда в Ирландию ещё один корабль. Тоже издалека, да не из Индии. Как раз с другой стороны, с благословенного острова Эспаньола. Это где страна под названием Гаити, страна свободных чёрных: слыхал о такой? И приехал оттуда чёрный. Знатный чёрный. Богатый и влиятельный. Чёрный, что был женат на ирландке — слыхал, как англичане ирландцев ссылали на Карибы?
Только это был не обычный негр. И совсем не обычная ирландка.
То были сами Барон Самди и Мама Бриджит: вот уж хочешь — верь, а не хочешь — не верь. Лоа, духи. Полубоги, а может — и боги. Те, кому поклоняются гаитянцы. Те, кого и в штате Луизиана многие почитают, чтобы ты знал. Во всей Луизиане… и в Новом Орлеане особенно. Захотела Мама тогда показать Барону родину.
Мама Бриджит всегда была сострадательной: на то она и Мама всем, кто верует в вуду. Ей стало жалко беднягу Джима Джонса. Как же так, сказала Бриджит: опять англичане ирландца сгубили! И она попросила мужа о чуде воскрешения. Чтобы Джин Джонс мог завершить свою месть.
Барон Самди всегда был шутником. Он любил жену и потакал её капризам, но возможности посмеяться не упустил. Да, он воскресил Джима Джонса. Он ведь повелитель самой смерти, чего ему это стоит? Мало того! Барон даровал ирландцу умение раз за разом воскресать: чтобы Бёрк, Кларк и Дадли уже никогда не знали покоя. Сколько Джима Джонса ни убивай — он опять вернётся.
В чём подвох, спрашиваешь? А вот в чём: воскресает Джим Джонс всегда в Австралии. На берегу Ботани-Бэй, на своей проклятой каторге. Ха! Джим Джонс-то настоящий ирландец — а ирландцы, что ни говори, упорные ребята. Раз за разом этот стервец умудряется выбраться из Австралии. И своих обидчиков находит: думаю, помогают ему в том гаитянские лоа.
Славно смеётся над этой историей Барон Самди. Мама Бриджит, думаю, желала иного — но уж как вышло, так вышло. Вот такая, амиго, история. Про трёх подлых англичан. Про бессмертного ирландца, который ангелом не был — но и такой жестокой судьбы не заслужил. Про добрую ирландскую богиню и славную шутку чёрного бога. Про Дадли.
Я же говорил: дерьмовая история, но тебе понравится.
***
Джеремайя кипел от ярости. Уильям Дадли был суровым, зачастую — грубым человеком, однако всегда казался честным. Выходит, Джеремайя Смит все эти годы работал на мерзавца! А что будет с Элис, когда она узнает?
Ни для больше он не проработает на подлеца: это Джеремайя решил сразу же, твёрдо. Но просто так он не уйдёт! Сначала выскажет Дадли всё, что о нём думает. Этой же ночью, прямо в лицо. Пусть Дадли платит за свои грехи, но дочь не впутывает!
Оставлять любимую в El Baron было тяжело. Однако Смита на эту тему никто особо не спрашивал, да и El Baron действительно казался безопасным местом. Точно безопаснее порта, не говоря уж о съёмном доме: судя по словам Чичо, там Джим Джонс точно не причинит Элис вреда.
Мама Бриджит позаботится о ней.
Джеремайя аж встал посреди улицы, как вкопанный, когда впервые мысленно произнёс это имя. «Мама Бриджит». Имя языческой сущности. Полубожества из осквернённой версии христианства, мракобесного культа чёрных карибских рабов — который белые ирландские невольники обогатили частью своих древних легенд.
Да как Джеремайя смеет воспринимать подобное серьёзно? Что сказал бы отец? Почему вообще сын проповедника так легко поверил в безумную историю бармена?
Ответ пришёл неожиданно быстро и легко. Он оказался странным, однако исчерпывающим.
Джеремайе не нужны были доказательства. Он просто понимал: всё, что сказал Чичо — правда. Словно было ему в новоорлеанском баре откровение свыше… или снизу, как знать. Но уж точно — откровение. Мама Бриджит. Барон Самди. Необязательно им поклоняться. Джеремайя и не думал начинать.
Но не верить в них — глупо. Ещё глупее — не верить им.
Джеремайя изо всех сил застучал во входную дверь. Потом дернул на себя — не заперто.
— Будь ты проклят, Смит! Едва в тебя пулю не всадил!
Уильям Дадли сидел в кресле за перевёрнутым дубовым столом. Позицию босс (бывший!) выбрал с умом — чтобы отлично видеть вход и не дать подобраться к себе с тыла. Хотя стол, даже такой массивный, пулю едва ли остановит…
— Вам это не впервой. Я все знаю, сэр! — слово «сэр» Джеремайя буквально выплюнул, как оскорбление. — Бог вам судья, раз уж земное правосудие оказалось продажным. Но Элис за ваши грехи платить не должна! Джим Джонс будет преследовать вас вечно, пока не заплатить за своё преступление. Значит…
Джеремайя на миг осёкся. Всё-таки потребовалось чуть набраться смелости.
— …значит, дочь вы больше не увидите! Я смогу её защитить! Я…
Глубокий вдох. Скажи это, будь мужчиной. Не разочаровывай Маму Бриджит.
— …я люблю её!
Джеремайя ждал чего угодно — даже выстрела, но только не смеха. Злого, громогласного смеха. Юноша захотел отвесить наглецу пощечину: преступник смеет потешаться над его чувствами?
Но Дадли смеялся совсем над другим.
— А у тебя есть стержень, Смит. Настоящий англосаксонский протестант: суровый, как Ветхий Завет. Не вшивый папист какой… На таких людях поднялась Британия! И Америка поднялась на таких же, что бы вонючие франкофоны там себе ни думали. Только вот одна маленькая деталь, сущая мелочь… Твои новые друзья часом не поведали, когда Джим Джонс отбыл в Австралию? В который именно год?
Джеремайю вопрос поставил в тупик. «Давно, до твоего рождения…» — кажется, так сказал Чичо?
— Не сказал. А какая разница?!
— Большая, Смит. То был год одна тысяч семьсот девяностый от Рождества Христова.
— Что?..
— Ты слышал. Одна тысяча. Семьсот. Девяностый.
Джеремайя достаточно хорошо считал в уме. Семьдесят шесть лет назад,
