потанцевать. Простую, как же!.. В очередной раз: шаг, другой, но на третьем решительность Джеремайи иссякала. Юноша стоял столбом, глядя на любимую, и чувствовал себя идиотом.

Тут и раздался хриплый голос:

— Эй, чико! Да-да, кабальеро в изящных очках. Я знаю, что тебе нужно.

Это сказал человек за барной стойкой. Плотный смуглый старик с лысиной и пышными усами, одетый весьма непрезентабельно.

— Мне?

— Тебе, ми амиго. Теперь нужно выпить. Причём выпить рома, и не того, что я наливаю каждому гостю. Иначе не пригласишь свою красотку сплясать прежде, чем спустится её душный папаша.

Джеремайя позволил себе вслух подивиться тому, как бармен прочитал ситуацию.

— О, амиго! Дядюшка Чичо пожил да повидал. Он знает жизнь!

— Меня зовут Джеремайя. Джеремайя Смит.

— А её?

— Элис.

— Славно. Что же, Джеремайя Смит: выпей за счёт Дядюшки Чичо. Не смотри так, не обеднею. Я не просто бармен: я хозяин El Baron. Уж сорок четыре года как!

— Богатая история у вашего заведения.

— О! Ты бы знал, насколько богатая!

— Я сразу догадался, что хозяин — мексиканец. В Новом Орлеане и французского уже не так много… Не говоря об испанском.

Чичо слегка обиделся.

— Ке ва! Я разве похож на грязного мексикашку? Я испанец! Ты сам, зуб даю, из северян. Нью-Йорк? Нет: думаю, Бостон. А твой патрон — англичанин, угадал? Не люблю англичан, но гости есть гости.

Беседа с Чичо завязалась на удивление легко, а ром приятно расслабил. Джеремайя сам не заметил, как оказался перед сценой, держа Элис за руку. Словно и не приглашал на танец, а вышло всё само собой.

Мастером танцевать он не был, в отличие от Элис: не в доме проповедника и не в колледже тому учиться. Но это не имело значения. Даже прекрасная музыка ничего не значила. Важны были лишь горящие глаза Элис, тепло её руки в ладони Джеремайи и запахов духов.

Всё это было так прекрасно, что появление мистера Дадли юноша тоже заметил не сразу.

— Смит!.. — кажется, босс весьма был недоволен и хотел выругаться, но смягчился, увидев восторг дочери. — Элис, нам пора.

— Ну папа…

— Элис, не капризничай. Смит, ты начал дурно на неё влиять!

— Сэр, я…

Неловкую ситуацию опять разрешил голос со стороны.

— Мистер Дадли! — перед троицей предстал негр с откровенно бандитской рожей, однако одетый куда лучше Джеремайи. — Уже собрались уходить? Позвольте предложить вам немного задержаться. Мой патрон наслышан о вашей амбициозной деловой кампании в Новом Орлеане. И, будучи здесь одним из самых влиятельных людей, очень желает обсудить насколько вопросов, если это уместно. В ином случае — просто угостить вас. Если вы и ваша прекрасная дочь почтите его стол даже недолгим присутствием, это будет великой честью для моего патрона.

Одеть с иголочки можно любого громилу. Однако то, как этот чернокожий говорил, удивляло по-настоящему.

— И кто же твой босс?

— Он предпочитает, чтобы его называли Бароном.

Интересно. Дядюшка Чичо назвался хозяином заведения — но совпадение вывески с тем, как желал быть представленным «один из самых влиятельных людей» Нового Орлеана, показалось Джеремайе не случайным. Мистер Дадли про Чичо, конечно, ничего не знал — и потому уж точно связал El Baron с самим Бароном.

Барон восседал за лучшим столом перед самой сценой — однако здесь, внизу, что любопытно. И он оказался негром.

Влиятельные цветные в Новом Орлеане — вещь, не бывшая удивительной даже до войны. Но то «цветные» — потомки французских колонистов и чёрных рабынь, прекрасные плоды весьма сомнительной практики пласажа. Барон же был самым настоящим негром: чёрным, как сама ночь. Конечно, одет он оказался чрезвычайно броско и дорого, а в зубах держал сигару совершенно неприличного размера.

Мистера Дадли всё это явно заинтриговало. Будучи нетерпимым к католикам и франкофонам, коим Барон определённо являлся, владелец «Компании Уильяма Дадли» на удивление тепло относился к чёрным: даже по меркам ярых янки.

Вскоре Дадли, Элис и Джеремайя уже расположились напротив Барона. Но их появление за столом обрадовало не всех.

Подле Барона сидела женщина: вдвое старше Джеремайи, однако очень красивая. Настолько, что на какой-то миг почти затмила Элис, хоть юноша себя за подобную слабость мысленно выругал.

— Мистер Дадли! Позвольте представить Бриджит, мою супругу.

Прекрасное бледное лицо Бриджит скривилось. Она раздражённо встряхнула головой: рыжая прядь выпала из сложной причёски.

— Не представляй меня ему, будь добр!

Джеремайя догадался, в чём дело. И внешность, и акцент выдавали в этой изысканной даме ирландку: вероятно, по причинам политическим ей претило делить стол с англичанином.

Барон, перекатив в белоснежных зубах сигару, добродушно рассмеялся.

— Прошу простить мою дражайшую супругу! У неё дерзкие манеры, но я никогда не мог ничего с тем поделать. Женщины!..

Не похоже, чтобы Дадли обиделся. Возможно, он не догадался о причинах поведения Бриджит. А может, его просто слишком изумил тот факт, что негр женат на белой — пускай даже ирландке. В стране нынче изменилось многое, конечно, но…

Бриджит поднялась из-за стола, попытавшись и взглядом, и каждым движением выразить такое презрение к Дадли, какое только было возможно.

— Ну что же: деловая беседа вполне может обойтись без Бриджит, если начистоту. Мистер Дадли, до меня дошли на редкость интригующие слухи насчёт деятельности вашей уважаемой компании. Убеждён, что вам будет очень интересно выслушать некоторые вещи, касающиеся коммерции Нового Орлеана, которые вам едва ли сообщили прежде. Дело в том, что…

Сейчас Джеремайе полагалось внимательно слушать, однако выпитый ром и волнение от танца сбили с мысли. Тем более что Элис сидела так близко!..

Минуту спустя мистер Дадли уже весьма оживлённо беседовал с Бароном, а затем они даже подняли тост. Джеремайя совсем потерял нить разговора, бесстыдно любуясь тем, как Элис с присущей ей светской сдержанностью пробует закуски. Отвлекло лишь очередное неожиданное событие: музыка вдруг стихла, зато вновь послышался голос Бриджит.

— Дорогие гости El Baron! Надеюсь, я не очень расстроила вас, прервав всеобщего любимца Хулио Браво и его друзей. Я немного спою, если вы не против.

Никто не возражал: напротив, Бриджит на сцене встретили аплодисментами и восторженным гулом. Больше всех, пожалуй, обрадовалась Элис — которую деловые беседы отца не интересовали совсем. Бриджит, понизив голос, обратилась к сидящим за столом перед ней.

— Позвольте принести извинения за грубость. Я рада всем, кому рад дражайший супруг — и особенно рада прекрасной юной леди, искренне увлечённой