– Пропала? – изумился Караи. – Это правда, отец?

Ула’ар выглядел растерянным:

– Я… Я не знаю.

Элоиза, Касс и Марко касались локулуса языков в моих руках. Они отлично понимали, о чем шла речь. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица.

Один и тот же предмет не может существовать в двойном экземпляре в одно и то же время.

Когда Ула’ар пришел через разлом из двадцать первого века, он просто заменил собой здешнего Ула’ара. Никто этого не заметил, да и неудивительно.

Но Калани-Торквин заменила Калани-Калани. Что, мягко говоря, трудно было упустить из виду.

– Что ты собираешься делать, отец? – спросил Массарим. – Почему уже какое-то время никто не видел королеву? Может, ты скормил ее этому животному в обличье человека, говорящему ее голосом?

– Зачем бы мне это делать? – рассердился Ула’ар.

Массарим пожал плечами:

– Твои действия – загадка для меня. Одну минуту ты мой союзник, в следующую – договариваешься с Караи вместе уничтожить локули. Какие мотивы, какая нечистая магия управляет Ула’аром? Неужели моему брату удалось заразить тебя своими безумными идеями о сохранении Атлантиды?

– Абсурд! – закричал Ула’ар.

– Остановись, сын мой! – взмолилась Калани.

Караи растерянно посмотрел на короля:

– Кто этот человек, отец? Почему он зовет Массарима своим сыном?

Небо расколол разряд молнии. Времени, чтобы объяснить Караи, кто такой Торквин, не было. Массарим его у нас украл.

– Забудьте о нем! – закричал я.

Караи покачал головой:

– Но… он ведет себя как-то…

Калани посмотрела на меня, и я впился в нее взглядом, пытаясь внушить ей свои мысли: «Подыграйте нам! Перестаньте звать его сыном! Они все равно не поймут, а вы все испортите!»

Земля опять содрогнулась. Элоиза выдернула у меня из рук локулус языков и бросилась к гептакиклосу. В другой руке она держала локулус исцеления, который сама же недавно принесла Калани.

Вернув их в чаши, она закричала:

– Давайте сделаем это – прямо сейчас!

Мы все подбежали к гептакиклосу. Все семь локули были на месте.

Песня гептакиклоса прогремела по всему углублению от склона до склона. Я почувствовал, как из разлома полился мощный поток энергии, он обернулся вокруг семи сфер, создав неразрывный круг силы и тайн, исцеления и добродетели. Мы повернулись к ним спиной, и свет забил из-под наших ног, он поднялся мне до колен, затем выше, по позвоночнику и еще выше, до белой отметины на затылке.

Дождь не унимался, но я чувствовал себя совершенно сухим. Марко поддался назад, прикрывая глаза от мощного сияния.

Точно стая птиц, они будут держаться друг друга, но двигаться вперед своим собственным путем.

– Хватайте копади – клинья! – закричал я. – Сейчас!

Мы всемером одновременно развернулись и схватили по ножу в форме лямбды.

– Отдайте их мне! – заорал Массарим.

Он бросился к нам, занеся над головой меч. Я услышал низкий гортанный вопль.

Обернувшись, я увидел, как Калани обхватывает толстыми руками Торквина ноги сына. Она с легкостью уронила его на землю и, встав, потащила за собой лицом по земле, пока он не потерял сознание. Затем, уже у самого склона, она перевернула его на спину и мягкими движениями вытерла ему лицо краем рубашки Торквина.

Видя, как Калани склонилась над сыном и поцеловала его в щеку, Ула’ар поднял руку:

– Подождите.

Подойдя к мокрой, съежившейся в огромный шар фигуре Торквина, король протянул ему свой копади.

– Ты Калани, моя любимая жена, – его голос дрожал, а по щекам текли слезы вперемешку с дождем. – Я не могу этого отрицать. Так же как я не могу вернуться в то время и место, откуда пришел. Я прожил там многие жизни, и с меня достаточно.

Калани шагнула к нему.

– Мой муж, мой добрый король, – сказала она. – Я останусь здесь со своим народом. Это я стала виной всему этому, и я должна ответить за это.

– Если ты останешься, ты лишишь этого человека, Торквина, чье тело сейчас занимаешь, его собственной жизни, – возразил Ула’ар, подходя к ней. – Он не просил такой судьбы. Идем.

Он вложил копади в большую мозолистую ладонь Виктора Рафаэля Квинонеса и нежно поцеловал его в щетинистую щеку:

– Мы еще встретимся.

Калани опустила голову. Расплакавшись, она обняла Ула’ара и простояла так не меньше минуты.

Новая вспышка молнии подожгла западные леса. Калани наконец отпустила мужа, подошла к кругу и занесла над головой копади, нацелив его кончик на локулус полета.

– Приготовились! – скомандовал я.

Мы всемером заняли позиции. Земля содрогнулась, очень сильно. С жутким треском разлом расширился почти до краев гептакиклоса.

– И… удар!

Утром, когда я должен был умереть, мимо моего дома вразвалочку прошел мужчина с густой рыжей бородой. Тридцатиградусная жара, по-видимому, совершенно его не беспокоила, а вот с завтраком явно не повезло, судя по тому, как громко, подобно тубе, он рыгнул.

Страдающие отрыжкой босоногие гиганты, напоминающие викингов, в Бельвиле, штат Индиана, смотрятся очень странно. Хотя не скажу, что у меня была возможность разглядеть того парня.

В тот момент я, Джек Маккинли, оказался атакован в собственной спальне. Летающей рептилией.

Конечно, я мог воспользоваться будильником. Но я до поздней ночи готовился к тесту по математике, стоявшей в расписании первым уроком, к тому же разбудить меня обычно можно разве что пушкой. Отца просить бессмысленно: он работает в Сингапуре. А Ванесса – девушка, как я называю, не присматривающая за мной и домой, – встает не раньше полудня.

Мне нужен был шум. Настолько громкий, чтобы я никак не мог его проспать. Как раз, когда я об этом подумал, на глаза попалась модель вулкана из папье-маше – школьный проект, который с прошлого месяца так и пылится на моем письменном столе. Полный под завязку пищевой содой. Я взял папину кофеварку, налил в нее уксус и соединил с кратером вулкана пластиковой трубкой. Затем поставил таймер на полседьмого утра, чтобы вскипяченный уксус по трубе попал внутрь вулкана и вызвал извержение вспененной массы. У основания вулкана я установил желоб с бильярдным шаром. Под давлением пены шар покатится и, упав, приведет в действие установленную на стуле катапульту. А она в свою очередь выстрелит старой игрушкой – большим пластмассовым уродозавром, ярко-красной когтистой помесью орла со львом.

Бабах! Грохота от удара этого малыша о стену хватит, чтобы и мертвого поднять.