– Это просто слово. Мы просто взяли эту планету и перепахали ее. Теперь она тает у нас под ногами.

– Тает, образуя свою естественную воду. Не завезенную с Сатурна или откуда-нибудь еще, а ту, что была здесь с самого начала, была частью первичной аккреции, верно? Первая глыба породы, из которой вышли газы, как раз и была Марсом. Теперь это часть наших тел. Мы сами – узоры на марсианской воде. Без микроэлементов мы были бы прозрачными. Мы – это марсианская вода. А вода уже когда-то была на поверхности Марса, правильно? А потом прорвалась под водоносный горизонт. Там же такие широкие каналы!

– Период вечной мерзлоты длился два миллиарда лет.

– А мы помогли воде вернуться на поверхность. Во всем величии тех наводнений. Мы были там, видели все своими глазами. Мы там чуть не погибли…

– Да, да…

– Ты же сидела за рулем, когда нас чуть не смыло…

– Да! Но тогда вместо нас погиб Фрэнк.

– Да.

– Вода смыла всю планету. И оставила нас на пляже.

– Планета по-прежнему здесь. Выходи и сама увидишь.

– Не хочу я смотреть. Я уже ее видела!

– Не ты. То была прежняя ты. А сейчас ты – та, что живет сейчас.

– Ну да, ну да.

– Мне кажется, ты боишься. Боишься попыток что-то изменить, превратить планету во что-то новое. Там повсюду стоят перегонные аппараты, они вокруг тебя. И горит огонь. Ты растаешь, переродишься – и тогда кто знает, какой ты станешь потом?

– Я не хочу меняться.

– Ты не хочешь разлюбить Марс.

– Да, не хочу.

– Ты никогда его не разлюбишь. После всех изменений камни будут по-прежнему здесь. Они же обычно тверже материнской породы, да? Ты всегда будешь любить Марс. Твоя задача будет увидеть Марс, который способен вынести все что угодно – жар и холод, потоп и засуху. Все это эфемерно, и Марс их выдержит. Ведь такие наводнения случались и раньше, разве нет?

– Да.

– Это вода Марса. Все эти летучие вещества – его собственные.

– Кроме азота с Титана.

– Ну да. Ты говоришь прямо как Сакс.

– Да ладно тебе.

– Вы двое похожи сильнее, чем тебе кажется. И мы все тоже, как и эти вещества, принадлежим Марсу.

– Но поверхность разрушена. Ее испортили. Все изменилось.

– Это ареология. Или ареофания.

– Это разрушение. Нам стоило попытаться жить на таком Марсе, каким он был.

– Но мы не стали этого делать. И сейчас быть Красным – это значит стремиться сохранить первичные условия среды, насколько это возможно, в рамках ареофании – то есть проекта создания биосферы, которая даст людям свободу пребывания на поверхности – ниже определенного уровня. Вот что теперь значит быть Красным. И таких Красных много. Думаю, ты тревожишься оттого, что думаешь: если ты хоть чуточку изменишься, это станет концом для всего Красного движения. Но это движение сильнее тебя. Ты основала его и задала направление, но никогда к нему не принадлежала. Если бы ты была одной из них, никто бы не стал тебя слушать.

– Они и не слушали!

– Кое-кто все же слушал. И многие слушали. Красные будут существовать независимо от того, что сделаешь ты. Можешь уйти на покой, стать кем-нибудь совершенно другим, стать лимонно-зеленой – но Красные останутся. Они даже могут стать более Красными, чем ты когда-либо себе представишь.

– Я представляла их себе Красными, насколько это возможно.

– Это все альтернативные варианты. Мы проживем один из них и останемся жить дальше. Процесс нашей с этой планетой соадаптации продлится тысячи лет. Но мы здесь. И в каждый момент тебе стоит задавать вопрос: а чего не хватает сейчас? И работать над принятием текущей реальности. Это нормально, это жизнь. Тебе нужно представить свою жизнь тут.

– Не могу. Я пыталась, но не получается.

– Тебе правда стоит выйти и посмотреть. Устроить прогулку. Увидеть все вблизи. Хорошенько посмотреть на ледяные моря. Но не только. Тогда естественно в тебе начнется противоборство. Но это не всегда плохо, ты только взгляни для начала, а? Осознай. А потом подумай насчет того, чтобы подняться в горы. На Фарсиду, Элизий. Подъем в горы – это как путешествие в прошлое. Твоя задача – познать тот Марс, который выживает, несмотря ни на что. Это настоящее чудо. Перед большинством людей не ставится таких чудесных задач, как эта. Тебе просто повезло.

– А тебе?

– Что мне?

– У тебя какая задача?

– У меня какая задача?

– Да. Твоя задача.

– …Ну, не знаю. Говорю же, я завидую твоей. Мои задачи… запутаны. Помогать Майе и самому себе. И всем остальным. Все улаживать… Еще я хотел бы найти Хироко…

– Ты долгое время был нашим мозгоправом.

– Да.

– Больше сотни лет.

– Да.

– И так и не дал каких-либо результатов.

– Ну, мне все же нравится думать, что я немного помог.

– Но это твой надуманный вывод.

– Пожалуй.

– Ты действительно считаешь, что люди начинают проявлять интерес к психологии, потому что у них самих проблемы с психикой?

– Таково общепринятое мнение.

– Но тебе никто никогда не вправлял мозги.

– О, у меня были свои психотерапевты.

– И помогли?

– Да! Весьма. Действительно помогли. Я имею в виду… сделали все, что было в их силах.

– Но ты не знаешь своей задачи.

– Нет. Хотя я… я хочу домой.

– Куда это – домой?

– В том-то и проблема. Тяжело, когда не знаешь, где твой дом, да?

– Да. Я уж думала, ты останешься в Провансе.

– Нет-нет. То есть Прованс – мой дом, но…

– Но сейчас ты летишь обратно на Марс.

– Да.

– Ты решил вернуться.

– Да…

– Сам не знаешь, что делаешь?

– Не знаю. Зато ты знаешь. У тебя есть дом, и это бесценно! Тебе следует об этом помнить, не отказываться от этого дара и не считать его обузой! Глупо так считать! Это дар, черт возьми, бесценный, бесценный дар, понимаешь меня?

– Я подумаю над этим.