Синди повернулась к нему:

– Мне надо с тобой кое о чем поговорить.

– Конечно. О чем?

– О церемонии погребения.

Ответив в последние дни на несколько десятков сообщений тети касательно похорон, он очень удивился, что у нее оставались вопросы – ему казалось, все решения о цветах, фотографиях, программе, речах и прочих вещах, к которым Мэтт не хотел иметь ни малейшего отношения, уже приняты. Он полагал, погружение в детали давало тете возможность справиться с болью и тоской.

– На похороны хочет прийти Ноа Браун, – сказала Синди.

Мэтт задумался:

– Тот самый, с которым мама встречалась в старших классах и который стал героем документалки? Но ведь кому-то может показаться странным, что…

– Послушай, ситуация действительно далека от идеала. По правде говоря, Ноа никогда мне не нравился, с самого детства. Но теперь его назначили губернатором штата. Именно благодаря ему у твоего дедушки сейчас есть эта большая комната. Поэтому мне кажется, твои родители не возражали бы.

– Ты точно решила? А то лично я не уверен, что…

– Ноа нужен нам, чтобы добиться помилования для Дэнни.

Ну конечно, кто бы сомневался. Дело его брата давило на их семью при жизни, и после их смерти ничего не изменится. Бороться с этим не было никакого смысла.

– Ладно, пусть приходит.

– И еще одно. Я знаю, ты не хочешь об этом говорить, но нам надо уладить дела твоих родителей. Дом, банковские карты, завещание, полисы страхования жизни…

– Ты права, я и правда не хочу об этом говорить, – ответил Мэтт резче, чем хотел бы, вспомнив возмутительную статейку в утренней газете, намекавшую, что они с Дэнни могли убить своих родных ради денег по страховке.

Нет, с этим надо кончать.

– Давай после похорон, – уже мягче добавил он. – Обещаю тебе.

Синди собиралась возразить, но сдержалась. Вместо этого она намеренно сменила тему:

– Так что от тебя хотели эти мудаки Адлеры?

Этот вопрос она уже задавала ему, когда они ехали в машине, но тогда он в ответ лишь пожал плечами.

– Насколько я понимаю, они снимают продолжение, – объяснил он.

На лице Синди отразилось отвращение.

– В жизни не прощу себя за то, что дала им то интервью. То, в каком свете они выставили твоего отца. А теперь они хотят снова заставить всех пройти через это? Да меня от всего этого тошнит.

У Синди на глаза навернулись слезы. Если не считать раздражения и злости, это стало первой эмоцией, которую Мэтт заметил за тетей после своего приезда в Адейр. Он потянулся вперед и накрыл своей рукой ее ладонь, лежавшую на столе.

Синди саркастично улыбнулась:

– Мы ведь с тобой теперь вдвоем, так?

Мэтт понятия не имел, что она под этим подразумевала.

– У нас остались лишь старик без памяти и заключенный в тюрьме.

За черным юмором в ее голосе скрывалась боль.

– Неправда, – возразил Мэтт, – у меня есть ты, а у тебя есть я.

Сказать эти добрые слова сейчас было верным решением. По правде, Мэтт чувствовал себя совершенно одиноким. Интересно, останется ли это чувство с ним на всю жизнь? Может, утрата и боль навсегда его уничтожили? И суждено ли ему вообще когда-либо оправиться от навалившихся на него несчастий? Глядя, как дедушка – в чем только душа держится? – невидяще смотрел в никуда, сидя в своем потертом откидном кресле с подставкой для ног, Мэтт подумал, что тетя, пожалуй, права. Ему повезло, что он никогда не узнает правду.

Глава 46

Посмотрев показанный Адлерами ролик, Келлер то и дело мысленно возвращалась к двоюродной сестре Шарлотты и теории о том, что девушка до сих пор жива. Только вот на правду это было не похоже. Во-первых, если убили не Шарлотту, то чей тогда труп нашли у ручья с размозженной головой? И как полиция с прокуратурой могли так напортачить? Да, девушка действительно могла быть жертвой сексуального насилия со стороны отца и не соответствовать образу той невинной чирлидерши, какой ее изобразили в «Природе насилия». Но из этого совсем не следовало, что она до сих пор жива. И даже если так, то какое отношение это может иметь к смерти семьи Пайн?

Так или иначе, но бросаться сломя голову по новому следу агент не стала, вместо этого решив занять выжидательную позицию. Сначала надо дождаться результатов анализа ДНК, результатов поиска по базе распознавания лиц мужчины и женщины на фотографии, присланной Мэтту, а заодно и отчета Карлиты Эскобар. А между делом можно подтвердить, что на кладбище действительно похоронена Шарлотта.

Келлер не могла эксгумировать тело, но могла поговорить с теми, кто занимался делом. Обычно она советовалась с местными прокурорами и детективами, но в данном случае после выхода документального фильма они стали объектом нападок и заняли оборону. Оставались адвокаты Дэнни. Только не этот хиппи из зала суда, которого авторы фильма обвинили в непрофессионализме, при том, что семейство Пайн заплатило ему целое состояние. И не специалисты по апелляциям, которых Адлеры посчитали слишком скучными, чтобы включать их в сиквел. Келлер хотела поговорить с Луизой Лестер, защитницей, занявшейся делом Дэнни еще до того, как операторы включили камеры. Тем более что, по общему мнению, адвокатом она была грамотным и талантливым.

Келлер припарковала автомобиль на стоянке у маленького торгового центра в Северной Омахе, в котором имелся офис микрозаймов под названием Dollar Store и маникюрный салон. Затем проверила по телефону, что не ошиблась адресом. Да нет, вроде все правильно. И наконец увидела его – она заметила лишенный всяких украшений фасад с небольшой вывеской «Институт по делам незаконно осужденных».

Луизу Лестер Келлер обнаружила за громоздким столом, заваленным бумагами. Ни перегородок, ни отдельных кабинетов, ни даже кабинок не наблюдалось. Только большая комната с десятком рабочих мест, на каждом из которых стоял компьютер. Воздух заполняли тихий гул голосов да стук клавиш. Келлер все это напомнило какой-то пресс-центр из прошлого.

Единственное, там не было журналистов. В основном в Институте по делам незаконно осужденных работали волонтеры – студенты юридических факультетов,