Я уже упоминал о том, как в декабре он возглавил делегацию Верховного Совета СССР, которая побывала с государственным визитом в Великобритании. В состав делегации помимо других депутатов был включен А. Н. Яковлев.

Много позже всякие не очень умные «конспирологи» станут говорить, что именно тогда Запад решил сделать ставку на молодого и энергичного лидера, а затем предпринял все, чтобы тот пришел на смену Черненко. Правдой в этих рассуждениях является только то, что западные страны действительно с интересом приглядывались к Горбачеву, особенно после его поездки в Канаду и тех оценок, которые ему дал П. Э. Трюдо. И еще верно, что в ходе британского визита «проницательная тигрица» (так Александр Николаевич назвал Маргарет Тэтчер) сказала: с этим человеком можно иметь дело.

А разве она могла сказать иначе после всех тех встреч — формальных и неформальных, — когда светские беседы перемежались с острыми диалогами по самым актуальным, самым болезненным проблемам мировой политики? Говорили о войне в Афганистане, об опасности ядерного противостояния, о «железном занавесе», об американских крылатых ракетах, размещенных поблизости от границ СССР, о сотрудничестве в области культуры, о преследовании диссидентов…

И всегда — это особо отметил Яковлев, когда писал свои мемуары, — глава советской делегации вел себя безупречно:

Ни разу не впал в раздражение, вежливо улыбался, спокойно отстаивал свои позиции. Переговоры продолжали носить зондажный характер до тех пор, пока на одном из заседаний в узком составе (я присутствовал на нем) Михаил Сергеевич не вытащил из своей папки карту Генштаба со всеми грифами секретности, свидетельствующими о том, что карта подлинная. На ней были изображены направления ракетных ударов по Великобритании, показано, откуда могут быть эти удары, и все остальное.

Тэтчер смотрела то на карту, то на Горбачева. По-моему, она не могла понять, разыгрывают ее или говорят всерьез. Пауза явно затягивалась. Премьерша рассматривала английские города, к которым подошли стрелы, но пока еще не ракеты. Затянувшуюся паузу прервал Горбачев:

— Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее.

— Да, — ответила несколько растерянная Тэтчер[148].

Разумеется, эта секретная карта не являлась «домашней заготовкой» лично Михаила Сергеевича, такие вещи в то время делались только по согласованию с генеральным секретарем, министром обороны, председателем КГБ. Но, видимо, это и был тот ключевой момент в переговорах, после которого «железная леди» молвила: «Безусловно, это человек, с которым можно иметь дело. Он очень понравился мне — и, хотя можно не сомневаться в его полной преданности советскому строю, он все же готов слушать, вести настоящий диалог и думать собственным умом»[149].

Мир действительно устал к тому времени от пребывания в бесконечном страхе перед угрозой взаимного ядерного уничтожения. Кто-то должен был сделать первый шаг на пути к разрядке, и такой шаг сделал советский гость. Кстати, тем самым набрав еще одну солидную порцию очков в свою пользу в глазах других мировых лидеров.

Поездка с Горбачевым в Лондон, участие Яковлева в подготовке материалов идеологического совещания, его роль в тайных переговорах с Громыко — все это шло в актив будущему «архитектору перестройки».

Надо было только набраться терпения и дождаться своего часа.

«Его час» наступил летом 1985 года. Александр Николаевич Яковлев утвержден заведующим Отделом пропаганды ЦК КПСС. Спустя двенадцать лет он «со щитом» вернулся в тот самый десятый подъезд, откуда так бесславно был выдворен недоброжелателями.

Из дневниковых записей А. Черняева:

5 июля 1985 г.

Сашка Яковлев на сегодняшнем заседании ПБ сделан зав. Отделом пропаганды. «Реваншировал» он всех своих врагов… Особенный кукиш получился Демичеву. Звонил мне. Говорил о «сотрудничестве», даже просил помощи при начале — хитрит, льстит, потому что рад, а впрочем, и я тоже что-то сделал, чтобы справедливость в отношении него восторжествовала. Но дело ему предстоит ох! какое трудное[150].

Кстати, утвердили Яковлева на том заседании Политбюро без всяких проблем. И особенно активно поддерживал его кандидатуру министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко.

Десятый подъезд в комплексе зданий ЦК на Старой площади был хорошо знаком всем московским редакторам. Там располагался Отдел пропаганды. В отделе проходили собеседования с кандидатами на редакторские должности, туда приглашали провинившихся для внушений, там собирали нашего брата, чтобы мы выслушали из уст начальства установки насчет того, как освещать текущую жизнь согласно последним партийным директивам.

В десятый подъезд следовало являться с паспортом и партбилетом. На входе обычно и тот, и другой документы придирчиво проверяли прапорщики или офицеры, несшие службу по охране этого важного объекта. Потом ты на лифте поднимался на нужный этаж, шел по пустому коридору в нужный кабинет. Коридор почему-то всегда был пуст. Ковровая дорожка, оставшаяся, по-видимому, еще со сталинских времен, скрадывала звук шагов. У новичка вся эта казенная обстановка невольно вызывала робость, казалось, что вот сейчас откроется одна из дверей и оттуда выйдет сам Михаил Андреевич Суслов или Михаил Васильевич Зимянин, хотя, если честно, тот и другой занимали кабинеты в другом подъезде и другом здании — там, где сидели секретари ЦК.

А здесь самым главным был заведующий отделом. В ту пору, когда меня, аспиранта АОН при ЦК КПСС, затем главного редактора еженедельника «Собеседник», а впоследствии члена редколлегии «Правды», приглашали в десятый подъезд, отделом руководили Б. И. Стукалин, А. Н. Яковлев и сменивший его Ю. А. Скляров.

А зачем меня туда приглашали? В аспирантскую пору, когда работал над диссертацией об освещении войны в Афганистане западными СМИ (диссертация, естественно, была закрытой, под грифом «ДСП»), вызывали для того, чтобы привлечь к разного рода контрпропагандистским акциям, например написанию «Белой книги», обличающей американский империализм.

Летом 1985 года звонок из приемной заместителя заведующего отделом В. Н. Севрука: Владимир Николаевич приглашает вас на беседу.

Севрук курировал все СМИ, имел репутацию крутого государственника и партийного ортодокса. Его побаивались. Однако ко мне он, похоже, относился с симпатией, и тому была одна веская причина: я отработал год в Афганистане, удачно (как ему казалось) совмещая обязанности советника от ЦК ВЛКСМ и корреспондента «Комсомолки», а завершив эту долгую и непростую командировку, продолжал время от времени наведываться в Кабул и писать в газеты статьи, освещавшие то, что происходило в афганских горах. Севрук же буквально болел афганской темой, он был искренне убежден в правильности нашего военного вторжения в эту страну и фанатично верил в то, что наше присутствие поможет афганцам построить если не социализм, то что-то на него похожее. Иначе говоря, понятие «интернациональный долг» было для Владимира Николаевича не пустым звуком.

Забегая вперед, скажу, что судьба очень жестоко