В этот момент у Ника зазвонил мобильник.

Извинившись перед Кэсси, Ник достал телефон и сказал в трубку:

– Ник Коновер слушает.

– Мистер Коновер? Это детектив Одри Раймс.

– Э… Добрый день, – через несколько секунд выдавил из себя Ник, пытаясь понять, слышит ли Кэсси, что говорит негритянка из полиции, но Кэсси с безучастным видом курила, рассеянно поглядывая на висевшую прямо у нее перед носом табличку «У нас не курят».

– Извините меня за то, что я беспокою вас в воскресенье, но мне обязательно нужно с вами поговорить. Это очень срочно. У вас найдется минута времени?

– Ну да, конечно… А в чем дело?

– Мне надо выяснить кое-какие мелкие подробности. Наверняка вы мне все проясните.

– Хорошо, – сказал Ник. – Во сколько мы встретимся?

– Через полчаса. Вам это удобно?

– Ну да, – немного подумав, ответил Ник.

Закончив разговор, Ник извинился перед Кэсси.

– Семья… – пробормотала девушка.

– Ну да, – кивнул Ник. – В следующий раз не буду отвечать.

– Ни в коем случае! – воскликнула Кэсси и взяла его за руку. – Семья прежде всего!

Ник высадил Кэсси у ее дома и тут же набрал номер мобильного телефона Эдди Ринальди.

Подъезжая к вычурным железным воротам с табличкой «Коттеджный поселок Фенвик», Одри подозревала, что окажется в другом мире. После церкви Одри переоделась в повседневную одежду, и сейчас ей казалось, что она одета, как оборванец. Ей даже стало стыдно своей маленькой «хонды». Охранник в будке смерил Одри неодобрительным взглядом, записал ее имя и стал звонить Коноверу. Впрочем, Одри подозревала, что неодобрение охранника вызвало пятно ржавчины на правом переднем крыле ее автомобиля, а отнюдь не цвет ее кожи.

Одри заметила несколько камер слежения. Камера, установленная на будке привратника, уже сняла ее вместе с машиной. Другая камера сняла задний номерной знак ее машины. Рядом с окошком в будке было что-то вроде бесконтактного датчика. Скорее всего, обитателям коттеджного поселка Фенвик достаточно было поднести к нему магнитную карточку, и ворота открывались сами собой. Все эти меры предосторожности произвели на Одри должное впечатление, но она задумалась о том, зачем они нужны. Все преступления в Фенвике совершались в его неблагополучном районе, и жителям остальных районов не было никакого смысла возводить вокруг себя глухую стену. Потом Одри вспомнила, что Коновер рассказывал ей о том, как его жена боялось угроз их семье со стороны уволенных по сокращению сотрудников «Стрэттона».

Подъехав к дому Коновера, Одри даже присвистнула. Иначе как особняком это сооружение назвать язык не поворачивался. Дом был огромным, выстроенным из кирпича и камня, и очень красивым. Раньше Одри видела такие дома только в кино. Дом стоял в центре необъятной лужайки, засаженной то деревьями, то цветочными клумбами. Шагая к дому по выложенной камнем дорожке, Одри огляделась по сторонам и заметила, что трава на лужайке редкая и невысокая. Подойдя еще ближе, она убедилась в том, что лужайка совсем недавно засеяна.

Недолго думая Одри сделала вид, что споткнулась, и упала на колени. При этом она успела засунуть к себе в сумочку пригоршню травы с лужайки.

В этот момент открылась входная дверь, и на пороге появился сам Николас Коновер.

– Вы не ушиблись? – спросил он, спускаясь по ступенькам крыльца.

– Нет. Просто я неуклюжая. Муж всегда говорит, что мне нужно заняться спортом.

– Вы не первая падаете на этих камнях. С ними надо что-то делать.

На Одри были выцветшие джинсы, темно-синяя рубашка с коротким рукавом и белые кроссовки. Раньше она не замечала, насколько высок, подтянут и силен на вид Николас Коновер. Настоящий атлет или бывший спортсмен. При этом Одри вспомнила, что в школе Коновер, кажется, был капитаном хоккейной команды.

– Извините, что побеспокоила вас в воскресенье, – сказала она.

– Ничего страшного, – ответил Ник. – Возможно, сейчас самое подходящее время. На неделе я бываю очень занят. Кроме того, я рад помочь вам в вашем важном деле.

– Ну вот и хорошо… Кстати, у вас очень красивый дом.

– Спасибо. Заходите. Хотите кофе?

– Нет, спасибо.

– Может, лимонада? Моя дочь готовит прекрасный лимонад.

– Да?

– Да. Разводит в воде порошок из пакетиков.

– Весьма заманчиво, но мне пока не хочется. – Не успели они подняться на крыльцо, как Одри оглянулась и добавила: – Какая красивая лужайка!

– Хороший комплимент любому хозяину.

– Мужчины любят траву. Наверное, она напоминает им о спорте. А ваша лужайка – почти площадка для гольфа.

– Вот в гольф-то я и не играю. Между прочим, для директора крупной фирмы это страшный недостаток.

– Действительно?.. Кстати, разрешите спросить у вас одну вещь! Дело в том, что мой муж все время переживает за состояние нашей собственной лужайки. Не могли бы вы меня в этой связи просветить? Вы что, навезли сюда специальную землю?

– Да нет. Засеял то, что было.

– Просто кинули семена в землю или набрызгали специальной смеси? Не помню, как она называется…

– Так и называется – смесь для гидропосева. Ее-то я и набрызгал.

– Хорошо. Скажу мужу. А то он почему-то не одобряет эту смесь. Считает, что в ней слишком много сорняков…

Входная дверь в дом Николаса Коновера выглядела музейным экспонатом – резное дерево цвета темного меда. Стоило Коноверу открыть ее, как прозвучал негромкий звук – сработала сигнализация. Ник провел Одри через огромный холл, потолок которого подпирали колонны… Вот, значит, как живут богачи! Одри старалась не вертеть головой по сторонам, но ей было трудно от этого удержаться.

Откуда-то раздались звуки фортепиано, и Одри вспомнила о Камилле.

– У вас кто-то играет на пианино? – спросила она.

– Моя дочь. Вам крупно повезло, обычно она занимается только из-под палки, и ее игры не услышать.

Одри прошла мимо комнаты, где за роялем сидела высокая худая девочка с темными волосами. Она была примерно того же возраста, что и Камилла. Девочка играла первую прелюдию из «Хорошо темперированного клавира» Иоганна Себастьяна Баха. Это была любимая прелюдия Одри. Конечно, девочка играла ее неуверенно и невыразительно, явно не понимая пока всей красоты этой музыки. Играла она на небольшом рояле «Стейнвей».[49]Увидев его, Одри вспомнила, как долго пришлось Латоне и Полу копить на полуразвалившееся вечно расстроенное пианино для Камиллы…