В ночь на 16 ноября Рокоссовский осуществил частичную перегруппировку своих войск. Из-за недостатка времени штабу армии не удалось как следует отработать вопросы взаимодействия частей и их сосредоточения на исходное положение. Поэтому войска выходили на рубежи атаки с опозданием, например, 24-я и 17-я кавалерийские дивизии только к 12 часам 30 минутам подошли к исходному рубежу. Выдвижение 20-й и 44-й кавалерийских дивизий, которые намечалось ввести в прорыв на волоколамском направлении, не было рассчитано точно в соответствии с их возможностями. При расчете учитывалось вполне благополучное состояние частей, фактически же в кавалерийских полках было до 50% некованых лошадей, у подкованных лошадей на подковах отсутствовали шипы и т. п. Телефонная связь штаба армии с 17, 24 и 44-й кавалерийскими дивизиями установлена не была, а радиосвязь работала с перебоями. Места расположения штабов 20-й, 44-й кавалерийских и 126-й стрелковой дивизий штабу армии известны не были. Тылы кавалерийских дивизий еще в 8 часов утра 16 ноября тянулись на исходное положение, причем штаб 44-й кавалерийской дивизий не знал точного расположения своих частей. Кроме того, часть транспортных машин не имела горючего[277]. Все это привело к неудаче контрудара 16-й армии, который начался в тот момент, когда противник возобновил наступление на Москву.

Еще 15 ноября войска группы армий «Центр» перешли в наступление, нанося главные удары севернее и южнее Москвы. Для наступления севернее столицы (операция «Волжское водохранилище») на фронте Калинин, Волоколамск, Руза противник сосредоточил 14 танковых, моторизованных и пехотных дивизий 3-й и 4-й танковых групп. Перед ними оборонялись (с севера на юг) 30-я армия Калининского фронта (17 ноября передана в состав Западного фронта) и 16-я армия Западного фронта. Противник имел здесь значительное превосходство в артиллерии и танках. 15 ноября 3-я танковая группа нанесла удар по позициям 30-й армии, а на следующий день в наступление против 16-й армии перешла 4-я танковая группа. Противник имел превосходство в личном составе и артиллерии в 2,4—3 раза, а в танках – в 10 раз.

Войска 16-й армии приступили к проведению контрудара в десять часов утра 16 ноября. В результате в ее полосе развернулось ожесточенное встречное сражение. Части 58-й танковой дивизии, введенные в бой без предварительной разведки, потеряли 139 танков (70,2% от общего количества). Командир дивизии полковник Котляров, возражавший против неподготовленного удара, застрелился. Девять раз бросал Рокоссовский обескровленную 316-ю стрелковую дивизию на Крюково, которое она не смогла удержать. В этот день, 16 ноября, на высоте 251-й у железнодорожного разъезда Дубосеково проявили массовый героизм 28 солдат – истребителей танков 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка во главе с политруком В. Г. Клочковым, которые вступили в неравный бой с несколькими десятками вражеских танков.

С утра 17 ноября противник возобновил наступление, вводя все новые части. Холода сковали болота, и теперь танковые и моторизованные соединения – основная ударная сила врага – получили большую свободу действий. Они обходили населенные пункты, двигались по перелескам и мелколесью. Если же противник не мог обойти позиции войск 16-й армии, то стягивал для прорыва массу танков, атаки сопровождались сильным артиллерийским и минометным огнем, а с воздуха наступавшие немецкие части поддерживали пикирующие бомбардировщики. В ответ Рокоссовский применил тактику активного маневрирования «кочующими» батареями и отдельными орудиями и танками. Они перехватывали вражеские танки и расстреливали их в упор. Борьбе с отдельными танковыми группами очень помогали саперы. Передвигаясь на автомашинах, они ставили на пути врага мины и фугасы. Однако враг был еще силен и продолжал непрерывно наносить удары.

В ходе боевых действий большие потери понесли 17-я и 44-я кавалерийские дивизии. Так, в 17-й кавалерийской дивизии они составили 75% личного состава. О том, как нещадно уничтожались 17 ноября в районе Мусино советские кавалеристы, свидетельствует запись в документах немецкой 4-й танковой группы:

«Внезапно в направлении намеченного наступления полка показывается 60—70 конных, которые после нескольких выстрелов нашей артиллерии скрываются в глубине леса. Но наше командование рассчитывает на наличие у противника кавалерии, поэтому появлению конных не придается особого значения… Неожиданно в 3000 метрах от нас на опушке леса появляются конные. Сначала их немного, потом 50, 100, 300, и, наконец, справа и слева из гущи леса на запад несутся все новые массы конницы. Нам все еще не верится, что противник намерен атаковать нас на этом широком поле, предназначенном, как кажется, только для парадов. Правда, при случае говорили об этой возможности, говорили также о небольших конных атаках в оборонительных боях под Смоленском, но атака силами более чем одного эскадрона против нашего совершенного оружия и на местности, над которой полностью господствуем мы, кажется безрассудным предприятием.

И, тем не менее, противник пускает в ход этот свой последний козырь. Появляющиеся в беспорядке из леса массы конницы незаметно и быстро принимают боевой порядок. Теперь это уже три шеренги, эшелонирующиеся друг за другом, которые скачут в южном направлении, удаляясь от леса.

Это непередаваемо прекрасное зрелище, когда в ясном солнечном зимнем ландшафте, седло к седлу, низко нагнувшись к шеям лошадей, с блестящими саблями наголо кавалерийский полк несется в атаку. Кажется, что вернулись времена монгольского нашествия, и неудержимый поток маленьких черных косматых лошадей с вросшими в них азиатами стремительно врывается в страны запада…

Огонь наших артиллеристов образует сплошную стену. Лошадиные трупы взлетают на воздух. Невозможно разобрать, где люди, где кони. Эскадрон потерял управление и цель своего наступления. То, что совсем недавно было картиной, напоминающей парад, теперь превратилось в беспомощную массу. Небольшие группы лошадей без седоков, все в пене, скачут в разные стороны. Вся масса эскадрона топчется бесцельно на месте. То вправо, то влево уносятся одичавшие в этом аду кони, давя все, что осталось живого на своем пути. Немногие еще усидевшие на конях кавалеристы тонут в этой сплошной массе, и наша артиллерия добивает последние остатки атакующих.

И вот из леса несется в атаку второй конный полк. Невозможно представить себе, что после такой гибели всех эскадронов первого полка кошмарное представление повторится вновь. Направление атаки и расстояние теперь известно, и гибель второго полка происходит еще быстрее, чем первого. Только 30 кавалеристов во главе с офицером на прекрасном коне подскакивают почти к самой деревне, и здесь они гибнут в огне наших пулеметов.

Глубокая тишина воцаряется над полем боя. Все смотрят туда, где только что, как во сне, неслись многочисленные кони. Одна из первых больших конных атак Второй мировой войны произошла под Москвой. Надо надеяться, что она была первой и последней в этой войне, а может быть, и во всей военной истории[278]».