– Предисловие было заманчивым, – сказал Павел, – и что?

– А то, что папа ее наш местный олигарх Марута Афанасий Маркович, у него огромные деньги, дом в хорошем районе, автопарк, Диана была единственной дочерью. Умный, потому что не выпячивался, но влиятельный в своем кружке. Вот.

Понадобилась пауза, чтобы осмыслить новые сведения и привязать их к конкретному делу. А ведь информация важная, внутренний голос подсказывал Павлу, что они подбираются к цели.

– Не исключено, – заговорил, не торопясь, Терехов, – что родные узнали, кто виновник смерти Дианы и расправились с Ильей.

– Запросто, – подхватил Феликс. – Наверняка отец выяснил, что его дочери в шампанское подсыпали фактически яду. Нам же это удалось, почему он не смог, с его-то возможностями? Думаю, Марута провел собственное расследование. И он же купил куколок. Собственно, а кто еще способен легко выложить пятьдесят штук за дешевенькие статуэтки? Им красная цена всем вместе тысячи полторы, а то и до этого не дотягивают. Работаем по папе Дианы?

– Это не все, – загадочно произнес Вениамин.

– Веник, ты меня пугаешь, – сказал Феликс. – Колись.

– В его доме проживает одна студентка…

И Вениамин снова замолчал, дескать, угадайте кто. Первая кандидатура, которая пришла в голову Феликса, была:

– Зойка Марьянова?

– Мимо, – с серьезной миной сказал Вениамин.

– Не томи, называй имя, – потребовал Павел.

– В его доме проживает на постоянной основе Теплова.

– Хочешь сказать, Руслана его любовница? – вытаращился Феликс.

– Вот этого не знаю, не видел, – поднял плечи тот. – Жена у Маруты никуда не делась, а по идее, если поселяют в дом молодую любовницу, старую жену выселяют. Вместе им никак невозможно.

– Ой, – отмахнулся Феликс, – сейчас ничему не удивлюсь. Теперь понятно, кто платит за ее обучение, откуда у нее крутая тачка… хотя непонятно. Если Руслана не любовница при живой-то жене, то с какого перепуга он одаривает ее? И почему она живет в его доме?

– Она сирота, – выдал Вениамин еще одну деталь.

– А он решил стать ей мамой и папой, – скептически заметил Феликс. – Трогательная история, щас зарыдаю от умиления.

– Так, Веня… – И Павел задумался на полминуты. – Постарайся разузнать, что связывает Руслану с местным олигархом. Хорошо бы кого-то из своих людей ему подсунуть, но в подобные дома просто так не попадешь, всех служба безопасности проверяет, включая родственников до седьмого колена.

– Попробую. Хотя я уже пытался выяснить.

– Даже не сомневаюсь, – улыбнулся Павел. – А мы завтра встречаем Настю с Владимиром Феликсовичем.

Когда Руслана подъехала к воротам,

…они открылись сами собой, то есть не сами, за высокой каменной оградой сидит охранник, он открывает и закрывает ворота. Внедорожник медленно продвигался по дорожке к гаражу, в котором «отдыхали» автомобили.

Она шла к дому, а настроение с каждым шагом портилось, впрочем, ничего удивительного, так каждый день бывает. Можно и привыкнуть, но человек не ко всему привыкает, Руслана усвоила это на собственном опыте. Она пришла на кухню, находившуюся в ведении Анны Харитоновны, тетка ничего так, но ей положено по статусу быть заботливой и вежливой. Находясь в этом доме, Руслана не расслаблялась, наверно, потому, что дала себе установку никому не доверять.

– О, Русланочка, – обрадовалась ей Анна Харитоновна. – Кушать хочешь? Да что я спрашиваю! Ты садись, садись, я подам, как принцессе.

– Вообще-то я сама с руками.

– Садись, я сказала! Я подам.

Пришлось подчиниться, Руслана уселась за белый стол, шкафы на кухне тоже белые, стулья белые, а полы черно-белые, как на шахматной доске, да и люди будто разыгрывают партию на важном турнире. Поэтому она терпеть не могла шахматы, а раньше играла. Тем временем Анна Харитоновна поставила перед ней тарелку, щебеча без умолку:

– Рыбу на ужин готовила… Ни в одном ресторане так не приготовят, да что они умеют! Тает, тает во рту, как мороженое. Семга вкусная сама по себе, но мой соус… не бешамель, терпеть не могу бешамель. Мой соус украшает ее. Ешь!

Она села напротив, подперла пухлой рукой круглое лицо и улыбалась ей, щуря маленькие глазки, отчего они стали узкими щелочками. Руслана тоже ей улыбнулась, повариха самый приятный человек в этом доме, и сказала:

– Правда вкусно. Очень.

В следующий миг обе вздрогнули, потому что раздался скрипучий, недовольный, ворчливый голос хозяйки Риты. Она не хотела, чтобы ее называли по отчеству, но Руслана сама обозначила дистанцию между ними отчеством, правда, это Рите не помогало держаться на уровне цивилизованного человека. Она пьяна, едва Руслана появилась здесь, она стала попивать, потом умерла дочь, Рита стала основательно пить, так живут слабые люди, не умеющие и не желающие себя ограничивать, а пьяная она невыносима. Лохматая, неопрятная сорокасемилетняя Рита в длинном халате плюхнулась на стул на другом конце стола и со злом бросила:

– Явилась, приблуда? Анна, дай что-нибудь… градусов сорок.

Анна Харитоновна женщина простая, отношения своего к пьянчужке не скрывала, поэтому все делала для нее показательно вежливо. Она поставила перед ней рюмку и бутылку коньяка, села на свое место…

– А закуску? – напомнила Рита, хотя, когда пьет, не закусывает.

Слугам положено исполнять желания хозяев, которые не хотят сразу сказать, что им надо, а решили погонять рабсилу. Анна Харитоновна встала, а в ее немолодом возрасте и с комплекцией небольшого броневичка нелегко носиться туда-сюда. Итак, тарелка с нарезанными колбасками, мясом и свежими помидорами с огурцами стоит перед Ритой, она тупо смотрит на закуску и:

– Мне чего-то не такого хочется.

– А какого? – огрызнулась Анна Харитоновна, чуть не прибавила «какого хрена», но прикусила язык.

– Не знаю, – захныкала Рита. – Чего-то другого…

– Я не экстрасенс, – едва сдерживаясь, сказала кухарка. – Я не умею читать чужие мысли.

– Ой, ладно, – сморщила нос Рита. – Шипишь, как змея под корягой, надоела. Уволю… Помяну мою девочку.

Рита опрокинула полную рюмку коньяка в рот, проглотила одним глотком, поставила рюмку на стол, да неудачно, донышко отлетело, она в сердцах смахнула осколки со стола. Анна Харитоновна подхватилась, что-то ругательное шепча под нос, подметала осколки, тогда как Рита, уставившись на смирную девушку, сидевшую с прямой спиной, но опустив глаза, цедила с ненавистью сквозь стиснутые зубы:

– Чего жрать перестала? Ух, гадина… Дармоедка. С тех пор как появилась в нашем доме, все полетело вверх дном, одни несчастья принесла. Сидишь тут, живая и здоровая… а моей девочки нет… Почему она? Почему не ты, змеюкина дочь? Я спрашиваю, почему ты живешь, а ее…