его, что дело безнадежно. Когда его полк перевели в Шлиссельбург, он начал проявлять интерес к «Безымянному узнику № 1» — свергнутому Ивану VI, известному солдатам под именем «Иванушка».

Никите Панину была доверена организация безопасности Ивана. Екатерина надеялась уговорить молодого человека уйти в монахи, что вывело бы его из числа претендентов на трон, и офицеры, руководившие охраной, должны были стараться подталкивать его в этом направлении. Другой удобной возможностью избавиться от него была бы его смерть по естественной причине, и ему нарочно отказывали в медицинской помощи в надежде помочь природе. Но Панин также подкрепил приказы, отданные императрицей Елизаветой и подтвержденные Петром III — в случае любой попытки к бегству заключенный должен быть убит. То, что эта инструкция была снова подтверждена министром Екатерины, никогда, однако, не было опубликовано.

По плану Мировича, Аполлон Ушаков должен был прибыть в Шлиссельбург на лодке ночью, когда в карауле будет стоять Мирович. Ушаков представится курьером от императрицы, привезшим декрет о немедленном освобождении Ивана, который Мирович затем объявит солдатам. Вместе они арестуют коменданта крепости и освободят узника. Затем заговорщики перевезут Ивана и его сторонников вниз по Неве в Петербург, где войска и народ принесут ему клятву верности.

Амбициозный план начал срываться с самого начала, так как Ушакову пришлось покинуть Петербург. Неожиданно ему было приказано присоединиться к группе, везшей в Смоленск армейские деньги. По пути он или заболел, или прикинулся больным, и повернул назад в Петербург. Но по дороге он утонул в реке — то ли случайность, то ли самоубийство. Получив известие, Мирович попытался уговорить нескольких слуг и солдат присоединиться к его сумасшедшему предприятию, но потом решил, что будет действовать в одиночку.

20 июня Екатерина отправилась по маршруту Эстония — Ливония, чтобы укрепить свою власть в империи. Граф Солмс доложил Фридриху Великому: «В части народа существует сильное недовольство и брожение, и со стороны императрицы требуется немалое мужество и твердость — или хотя бы их видимость. Она отбыла с самым безмятежным видом и полным самообладанием»{353}.

4 июля, составив манифест, объявляющий преемником власти Ивана VI, и текст присяги ему, Василий Мирович призвал подчиненных солдат поддержать его план. Некоторые согласились на условиях, что остальные присоединятся к ним тоже. Ночь с 4 на 5 июля была чрезвычайно туманной. Примерно в два часа пополуночи Мирович призвал своих людей вооружиться, и они захватили контроль над главными воротами. Когда подняли коменданта и он вышел посмотреть, что происходит, Мирович сбил его прикладом мушкета, а затем строем повел своих людей в камеру, где содержали «Безымянного узника № 1». Между атакующими и охраной Ивана завязалась перестрелка. Мирович зачитал «манифест», чтобы воодушевить своих людей, но было уже слишком поздно. Охрана прекратила стрельбу и предъявила Мировичу тело «императора», лежащее в луже крови. Они выполнили свою секретную инструкцию, по которой должны были убить его, как только поймут, что производится попытка его освобождения. Мирович благоговейно поцеловал покойного и сдался.

Екатерина получила сообщение об убийстве Ивана VI в Риге, откуда написала Никите Панину:

«С большим удивлением прочитала ваш отчет о чудесах, имевших место в Шлиссельбурге: Божеская защита велика и неисчерпаема! Мне нечего добавить к вашим великолепным инструкциям, кроме того, что теперь допрос виновных должен проводиться не публично, но и не скрытно (дело не может остаться тайным, поскольку более двухсот человек принимали в нем участие)»{354}.

Она приказала, чтобы «безымянного узника» тихо похоронили в Шлиссельбурге, а расследование всего дела поручили генералу Веймарну, которого охарактеризовала так: «умный человек и не пойдет дальше, чем ему приказали»{355}. Через два дня, после того, как императрица прочитала копию первого допроса Мировича, она снова написала Панину. Она не могла поверить, что Мирович не имел сообщников, и порекомендовала допросить брата утонувшего Ушакова: может быть, он что-нибудь знает. Екатерина решила также, что вернется в Петербург раньше, чем планировалось первоначально, чтобы пресечь все спекуляции по поводу серьезности заговора. Она надеялась, что «всему этому безумному делу скоро придет конец»{356}.

Еще когда Екатерина была в Риге, с ней познакомилась другая великая личность XVIII века — Джованни Джакомо Казанова. Он увидел ее, когда она руководила во время игры в фаро, дабы быть уверенной, что объекты, которых она вела, победили. Казанова назвал Екатерину «не совершенной красавицей»{357} — но тем не менее отметил ее привлекательную наружность. Позже он посетил Санкт-Петербург, где получил удовольствие иметь один-два приятных разговора с императрицей. Однако, похоже, он не произвел на нее сильного впечатления.

День 13 июля она провела в Митаве — единственный раз после приезда в Россию выехав за пределы своей империи. Через пять дней она написала Ивану Неплюеву и князю Вяземскому — поблагодарила их за участие в расследовании Шлиссельбургского дела, но советовала не арестовывать родных Мировича, если нет доказательств их участия в заговоре{358}. Она не хочет, подчеркнула она, чтобы пострадали невиновные. 17 августа был опубликован манифест с официальной версией смерти Ивана. Он включал утверждение, что Иван был душевнобольным, и сообщал, что Мировича допросит особый суд из сорока восьми сановников, собранных из Сената, Синода, глав всех Коллегий и дворян трех наивысших рангов. Этот суд был уполномочен рассмотреть данные Веймарна и вынести приговор, который затем должна будет подтвердить императрица. О тайной инструкции убить Ивана даже не упоминалось — хотя о ней было широко известно, как явствовало из рассказа о событиях графа Бэкингема в «весьма секретном» отчете графу Сэндвичу{359}.

Два гвардейца, которые проводили акцию, были награждены продвижением по службе и получили по семь тысяч рублей — и за действия, и за молчание. Шестнадцать солдат, служивших под их началом, тоже дали клятву о вечном сохранении тайны и тоже были награждены (меньшими суммами). На корреспондента Екатерины в Париже, мадам Жоффреи, манифест, когда достиг Франции, не произвел впечатления, и Екатерина возмущенно защищала его перед ней:

«Вы любите правду, вы хотите, чтобы люди говорили ее вам, как вы сами это делаете, поэтому я вынуждена сказать: вы восприняли этот манифест как дальтоник. Этот документ был написан не для иностранных правительств, а дабы информировать Русскую империю, что Иван мертв. Поскольку необходимо было сообщить, как он умер, и существовало более сотни свидетелей его смерти и нападения