Девочкам вроде меня всегда были интересны взрослые разговоры, поэтому когда его мать была вызвана на беседу с директором и нашей учительницей миссис Вендрамин, мои уши превратились в локаторы у двери в наш класс:

- Мой сын не аутист, уверяю вас… - сдержанно, но безапеляционно утверждает его мать.

- Мы этого не говорим! - спешит обозначить директор, - мы только просим разрешения провести диагностику. В первую очередь это необходимо для блага Вашего же ребёнка.

- Можете проводить, я абсолютно не против. Но это напрасная трата времени и ваших ресурсов, потому что такую диагностику уже проводили и не раз, и не в школе, а соответствующие специалисты в соответствующем учреждении. Мой мальчик не аутист. Он пережил стресс – переезд на другой континент и разлуку с братом, которого любил, и таким упёртым поведением всего лишь демонстрирует взрослым своё сопротивление переменам.

- В течение трёх лет?

- Четырёх. Я же говорю, он очень упорный. Но подозреваю, протест вошёл у него в привычку. Он уже почти не помнит брата, но продолжает делать всё наперекор. Его терапевт считает, что всё это пройдёт к десяти-двенадцати годам.

Она оказалась права: не знаю только, действительно ли тот прогноз принадлежал специалисту, потому что я и в девять лет и сейчас склонна думать, что главным психиатром Кая была его мать.

В пятом классе началась травля. Бездумно и совершенно без всякого злого умысла придуманная мною кличка «Аутист» стала доставлять Каю хлопоты. Хлопоты по избиению одноклассников:  внезапно он потерял интерес к компании самого себя и начал драться. Его мать много и часто появлялась в школе, администрация уговаривала её перевести проблемного ребёнка на домашнее обучение, но женщина упорствовала не меньше своего сына:

- Мой мальчик здоров и его место среди здоровых детей. Кай бьёт только тех, кто этого заслуживает. На Вашем месте, я направила бы свои усилия туда, где они действительно необходимы – на работу с родителями пострадавших. Объясните им, что оскорблять моего сына небезопасно!

- Аплодисменты, - проговорила сквозь растянутые в улыбке губы учитель математики миссис Маллер – она обожала Кая. Он был для неё отрадой, редким фруктом в нашем огороде бестолковых овощей.

В шестом классе Кай молотил обидчиков так, что за теми иногда приезжала скорая, но никто так и не умер и даже не был покалечен. Кая отстраняли от занятий, но он всегда возвращался, потому что закон позаботился о его праве на государственное образование.

В восьмом у него появились друзья: Лейф – новенький долговязый мальчик, и… Я.

К этому времени страницы с сердечками в моём дневнике уже тысячи раз исписаны именем «Кай» и обклеены различными версиями композиций с единственным его фото.  Я вырезала его с  группового снимка, где все мы так или иначе стоим вокруг него: он в центре и единственный виден целиком, очевидно, чтобы мне было удобнее многократно копировать, вырезать и клеить.

Я подошла к нему сама, потому что риски стремительно росли: вокруг него уже слишком гулко жужжали другие… претендентки. Моё первое «привет» прозвучало на том же самом месте, где я увидела его впервые – на бейсбольном поле нашей начальной школы, пенаты которой мы покинули вот уже четыре года назад.

Он остановился, подозрительно посмотрел в глаза и сказал:

- Давно ждёшь?

- Не очень.

Это было чистейшим враньём: прождала я его больше двух часов, потому что именно в тот день их с Лейфом состязания по покорению баскетбольного кольца затянулись как никогда. А может быть, он заметил меня с площадки с самого начала и догадался, что явилась по его душу, потому и тянул. А если рассуждать глобально, то ждала я его уже как минимум пару лет. И если совсем уж честно, то с первого класса.

Официально познакомившись, мы сразу срослись: интересами, взглядами, душами. В нас был один ритм и одна волна одной частоты. Наши матери подружились, а отцы стали вместе делать деньги. А мы росли дальше и ходили в одну школу. Я бы сказала, что не расставались, но кроме наших игр и бесед существовали ещё уроки, спорт и дополнительные языки, коими нас мучили наши матери.

С десятого по двенадцатый класс Кай был самым высоким и самым красивым мальчишкой в школе, девчонки заглядывались на него, а он не отрывал глаз от моих соломенных кудрей. Однажды кто-то назвал меня Гердой, а я млела от того, что желанный для всех Кай – мой. Он перестал быть изгоем и неожиданно обнаружил весёлый и лёгкий нрав, но при этом сохранив острый ум, пресловутое упорство во всём, к чему бы ни прикасался, и непоколебимое достоинство. Кай рос мужчиной, для которого «честь» была не последним словом в лексиконе.

Чем старше мы становились, тем больше нас притягивало. Мы были уже не друзьями, а влюблёнными. Настолько ранними, что правоохранительным органам лучше не знать. Мне повезло, Кай и в максимально деликатных вопросах проявил ум и образованность: ни в пятнадцать лет, ни в последующие семь, что мы были парой, я так ни разу и не стала посетительницей женской консультации по причине нежелательной беременности. Он знал, что делал, и нёс за это ответственность.

Теперь же я часто мечтаю о том, чтобы он хоть раз ошибся, а мне хватило бы ума его ошибку не убить. Сохранить. Но всё это только мечты, а жизнь пишет свои сценарии. И часто непредсказуемо.

Его мать всегда была на моей стороне. Она настолько самоотверженно противостояла ЕЙ, так изобретательно бойкотировала, часто незаслуженно, что однажды даже моё чувство справедливости восстало:

- Нам было по двадцать два. Вечеринка в мой День Рождения, его не было – работал, а я злилась, что не освободил главный день в году для меня. Напилась и совершила глупость – изменила. Он не простил.

Она уставилась на меня подозрительно застывшим взглядом:

- И что? Не ты первая, не ты последняя.  Дура, что сказала ему! Все изменяют. Изменяют ВСЕ! Этот мир построен на изменах!

- Мы доверяли друг другу и никогда не врали. Не было между нами лжи. Никогда. Он заслуживал знать.

- Ничего он не заслуживал! Думаешь, у моего сына других девок не было? Я уверена, что были! Себе они всегда прощают эту маленькую слабость, но только не нам! Уж поверь венерологу с тридцатилетним стажем!