– Я слышу твое сердце, мое стучит в ответ…

Когда мы закончили, весь зал встал, и я понял: пора дать людям то, что они жаждут. А жаждали они услышать историю Эстер.

– Эй, Эстер! – окликнул я ее.

– Что, Бенни?

– Ты подумала о том же, о чем и я?

– Ох, Бенни! Я подумала, что нам следует спеть еще одну песню.

Зрители рассмеялись, но тут же затаили дыхание. Словно поняли, что будет дальше.

– А я думаю, что тебе следует представить нас этой замечательной публике и рассказать, для чего мы здесь.

Эстер так и сделала: сначала представила всех членов группы, а затем – Бо Джонсона и Мод Александер. И, по правде говоря, во второй раз все получилось даже лучше. Когда занавес закрылся, все люди стояли, а некоторые даже плакали.

* * *

Сделав свое дело, и сделав хорошо, мы расслабились и смотрели за кулисами выступление Рэя Чарльза. Рэй услаждал публику целых полтора часа – с оркестром, ансамблем и хором. Но он мог спокойно обойтись и без них. Он один стоил всех. Рэй пел все – от песен в стиле кантри до госпела и рок-н-ролла. И мы наблюдали за ним как завороженные. Мани, Элвин и Ли Отис буквально онемели, и мне было в удовольствие увидеть Мани потерявшим дар речи. Рэй Чарльз сразил его наповал.

Нам не удалось ни поприветствовать, ни поблагодарить артиста – огромная масса людей в его свите лишила нас шанса к нему подойти. Но я решил разыскать Джерри Векслера и рассказать ему, что этот концерт значил для нас. Направившись по коридору к маленькой гримерке за своими вещами, мы с ребятами не ждали беды… Рядом с несчастным Векслером и мужчиной, оказавшимся, как я позднее узнал, владельцем Сирийской мечети, стояли четверо полицейских. На Джерри не было лица.

– Бенни Ламент? – шагнув вперед, спросил один из офицеров.

– Да.

– Эстер Майн? – взглянул он на Эстер, шедшую за мной; ее братья замыкали наш строй.

Я заслонил Эстер и развел руки в стороны, ограждая ребят. Коридор был узким, деваться было некуда. Мани и Элвин горбились под тяжестью своих инструментов. Но даже если бы они смогли убежать, это было бы ошибкой. Мани чертыхнулся, а я почувствовал на спине руку Эстер, вцепившуюся в мой пиджак.

– В чем дело? – спросил я.

– Бенни Ламент и Эстер Майн, у нас ордер на ваш арест, – объявил офицер.

– Я не знаю, Бенни, что все это дерьмо значит, – взорвался Джерри, – но я обзвоню всех, кого знаю.

– Что за хрень? – вскипел Мани.

– Господи Иисусе, не покинь нас, – прошептал Элвин.

– Ордер на арест только нас? – спросила Эстер, заглушив многоголосый шум.

– Ордер на арест Эстер Майн и Бенни Ламента, – повторил офицер. – Остальные могут идти.

Я начал доставать ключи и бумажник, и офицер приказал мне поднять руки. Бросив ключи на пол, я повиновался. Офицеры подошли к нам и разделились на пары. Встав по бокам от меня и Эстер, они отсекли нас от Элвина, Мани и Ли Отиса, парализованного ужасом.

– Мани, возьми ключи от моего автомобиля, – сказал я. – И увези отсюда братьев.

Я был спокоен. Невозмутим. Но когда копы защелкнули наручники на запястьях Эстер, в глазах у меня помутилось, а в груди загорелся адский огонь. Время замедлилось, звуки пропали, и наши глаза встретились на долю секунды. А потом нас повели по коридору и через задний выход в туманную темноту, обволакивавшую Мечеть.

С восьми вечера, когда началось первое шоу, и до полуночи, когда Рэй Чарльз закончил второй концерт, у Сирийской мечети собралась огромная толпа. В руках у демонстрантов я заметил плакаты и рупоры. Одни плакаты гласили: «Справедливость для Бо Джонсона!», другие вопрошали: «Где Бо Джонсон?», а один призывал: «Помнить Мод Александер!». И, как на многих протестах или крупных мероприятиях, где безопасность сводится к нулю, некоторые люди воспользовались случаем. По-видимому, несколько близлежащих магазинов было разграблено, а их витрины разбиты. Кто-то написал краской из баллончика на стене туалета в Мечети «Бо Джонсон». Не знаю, что послужило поводом для нашего ареста – история Эстер, общий настрой в этом городе или просто удобный случай, но кто-то с большими связями позвонил властям, и ордеры на наш арест были выданы с формулировкой: «Нарушение общественного порядка и подстрекательство к насилию». Когда нас с Эстер уводили, я попросил Джерри Векслера найти нам адвоката.

– Насчет денег не беспокойтесь, – крикнул я ему. – Просто найдите кого-нибудь и сделайте это как можно быстрее. Вытащите сначала Эстер!

Поднялся крик, со всех сторон засверкали вспышки, и все попытки полицейских избежать толпы или публичной огласки потерпели неудачу. Меня и Эстер повели к разным автомобилям. Я выкрикнул ее имя, но она не подняла головы, а потом я потерял ее из виду. Люди облепили отъезжавшие машины, и сирены, задействованные для того, чтобы запугать толпу, похоже, еще больше распалили их. Что бы дальше ни случилось, незамеченным этот инцидент остаться уже не мог. И это единственное, что не дало мне впасть в отчаяние.

* * *

Мне не разрешили сделать звонок, хотя я требовал его во всю мощь своей глотки. Битых два часа, пока не потерял голос. Тогда я начал стучать по решетке, снова и снова бряцая о металл наручниками. Я пытался шуметь как можно сильнее. Я должен был добиться, чтобы меня перестали игнорировать. Эстер отвезли в другое место. Я не видел ее с того момента, как копы усадили девушку на заднее сиденье второго автомобиля. Мои деньги и чековая книжка остались в машине, припаркованной за Мечетью. И как нарочно, мне в голову пришла еще одна тревожная мысль: а вдруг Мани не умеет водить?

При оформлении полицейские изъяли у меня все содержимое карманов. Я угрожал им именем Сэла и сам себя за это ненавидел. Однако это не сработало. Возможно, дежурившие в ту ночь копы не слышали о Сальваторе Витале. Питтсбург находился далеко от Нью-Йорка. Тогда я попытался пригрозить им именем Карлоса Рейны, отца Терезы и единственного мафиозного босса в Чикаго, которого я знал. Уж его-то копы должны знать! А имена главарей группировок, державших Питтсбург, были мне, увы, неизвестны.

Имя Рейны заставило полицейских обменяться взглядами, но это не помешало им запереть меня в камеру предварительного заключения и продержать там всю ночь. Вместе со мной за решеткой оказались еще двое парней, но оба были слишком одурманены наркотой, чтобы обратить внимание на мой ор или разделить мое отчаяние, и оба заняли по скамейке, не оставив мне места присесть. Зато – нет худа без добра! – они ко мне не цеплялись.

Я заснул, прислонившись к стене в углу камеры. С молитвой Элвина в голове. А проснулся от обшаривающих движений чьих-то рук и смердящего дыхания у лица. Резко подскочив, я повалил кулаками обоих сокамерников на задницы. Они взвыли и закричали «На помощь!». Их дикий скулеж заставил прибежать офицера. И тогда мне наконец-то позволили сделать звонок. Я позвонил Сэлу. Но трубку взяла Тереза.