И тем не менее ясно вижу, как трое мужчин пьют там пиво и говорят не о политике – о графике работы. За столиком вместе с Габчиком и Кубишем – столяр. Только не просто столяр, а работающий в Пражском Граде: он чинит там мебель и что попросят, а потому по утрам видит, когда «мерседес» Гейдриха подъезжает к замку, а по вечерам – когда от замка отъезжает.

Со столяром говорит Кубиш – они оба моравцы, и акцент Яна собеседника успокаивает. «Не волнуйся, ты просто сообщишь, в какое время он приезжает и уезжает, и этим очень нам поможешь, а когда мы его хлопнем, ты будешь далеко оттуда».

Вот как? Ну и в чем тогда заключается секретный характер операции «Антропоид»? Даже столяру, от которого всего и требовалось, что назвать время приезда и отъезда машины из Пражского Града, без обиняков рассказали, зачем это нужно! Я где-то читал, что парашютисты не всегда держали язык за зубами. Хотя, с другой стороны, зачем было особо скрывать? Вряд ли столяр предполагал, что расспросы о машине Гейдриха нужны для статистики передвижений «мерседесов» по Праге. И потом, вот я перечитываю показания столяра, где Кубиш со своим неподражаемым моравским акцентом с самого начала предупреждает: «Слушай, Франта, только дома об этом никому ни слова!» Да и вообще, в конце-то концов, сказал и сказал…

Значит, столяру поручалось каждый день записывать, в котором часу Гейдрих приезжает, в котором отбывает, ездит с сопровождением или без.

194

Гейдриха можно встретить везде: в Праге, в Берлине, в мае месяце сорок второго – и в Париже.

А вернувшись из Франции в Чехию, генерал полиции и начальник СД созывает по поручению Гиммлера рабочее совещание в Градчанах, пригласив на него как высших офицеров, так и руководителей отделов и управлений разведки: с ними Гейдриху предстоит говорить о досье, материалы для которого он в то время собирал и которое ни его людям, ни кому-либо в мире еще не было известно как «окончательное решение».

Тогда, в мае месяце 1942 года, уже было признано, что убийства, которые совершаются айнзатцгруппами, оказываются слишком большим испытанием для солдат, в них участвующих, и расстрелы постепенно заменялись мобильными газовыми камерами. Новая система, говорит участникам совещания Гейдрих, чрезвычайно ловко придумана и при этом очень проста: если загнать евреев якобы для переезда в грузовик-фургон, устроенный так, что при пуске мотора выхлопные газы проходят в кузов через специальное отверстие, и включить двигатель на нейтральной передаче, минут через десять-пятнадцать все «пассажиры» задохнутся от угарного газа. Тут, разъясняет он, двойное преимущество: во-первых, можно истребить больше евреев разом, а во-вторых, нервы исполнителей казни останутся в сохранности. И есть еще одна подробность (исполнители считают ее забавной): тела задохнувшихся от газа розовеют[285]. Единственное неудобство: люди, задыхаясь, как правило, испражняются, и после каждой обработки евреев в мобильных камерах приходится драить загаженный пол кузова.

К тому же, продолжает разъяснения Гейдрих, эти передвижные газовые камеры технически недостаточно совершенны. «Скоро появятся новые решения – значительно улучшенные, куда более крупные по масштабам и обладающие куда большим коэффициентом полезного действия, – обещает он. И, пристально глядя на жадно слушающую аудиторию, добавляет резко: – Смертный приговор вынесен всем евреям Европы». А я думаю: айнзатцгруппы уже истребили более миллиона евреев – так неужели же кто-то из присутствующих до сих пор этого не понял?

Ловлю Гейдриха на том, что он второй раз приберегает эффект к концу речи такого рода. Раньше, незадолго до Ванзейской конференции, информируя Эйхмана о том, что фюрер принял решение уничтожить всех евреев физически, он сделал поразившую собеседника паузу. А ведь в обоих случаях, хоть ничего еще и не было объявлено официально, никакой неожиданности в сказанном не было. Мне кажется, Гейдрих испытывал удовольствие скорее не от того, что сообщает сенсационную новость, а от попытки вербализировать нечто неслыханное, немыслимое, от попытки хотя бы на словах воплотить в жизнь такую правду, какую и вообразить-то невозможно. Дескать, вот что я имею вам сказать, вы это уже знаете, но теперь это говорю вам я, и нам вместе предстоит это делать. Опьянение оратора, которому необходимо выразить невыразимое. Опьянение чудовища при упоминании чудовищных дел, глашатаем которых он назначен.

195

Градчанский столяр показывает им, где именно Гейдрих каждый день выходит из машины. Габчик и Кубиш осматриваются, говорят столяру, что, спрятавшись вон за тем углом, можно всадить в рейхспротектора пулю, – и слышат в ответ: «А вы попробуйте-ка после этого выбраться из Града!» Естественно: все здесь очень строго охраняется, и собеседник уверяет парашютистов, что слинять у них времени не хватит и живыми им из замка не выйти. Габчик и Кубиш готовы умереть, они с самого начала готовились к смерти, так было решено, – однако теперь им хочется по крайней мере попробовать уйти. Им хочется все сделать так, чтобы у них сохранился минимальный шанс выкрутиться, и желание это обоснованное: оба строят планы на «после войны». Среди участников чешского Сопротивления, среди всех чехов, которые рискуют жизнью, чтобы им помочь, есть храбрые и красивые молодые женщины. Я почти не знаю подробностей личной жизни моих героев, но мне известно, что после нескольких месяцев в пражском подполье Габчик размечтался о женитьбе на дочери Фафковых Либене, а Кубиш – на прекрасной Анне Малиновой с малиновыми губами. Не сейчас – когда кончится война… Нет, они не питают иллюзий. Они отлично понимают: есть не больше одного шанса из тысячи выжить в этой войне. Но они хотят использовать этот единственный шанс. Да, им приказано во что бы то ни стало выполнить свою миссию, но необязательно же при этом расставаться с жизнью. Потрясающая мысль!

Двое спускаются по Нерудовой, длинной улице, связывающей Градчаны с Малой Страной, проходят мимо дома «У золотого кольца», где в былые времена жили алхимики. Там, внизу, «мерседесу» предстоит крутой поворот. Надо посмотреть.

196

Что бы ни думал по этому поводу Гейдрих, чешское Сопротивление еще шевелится. И даже более того. Для того чтобы команда «Антропоида» могла регулярно получать от столяра, которому недосуг ездить далеко, информацию о приездах и отъездах протектора, используется квартира на первом этаже дома, стоящего у самого подножия замка. И столяр – так часто, как требуется (предполагаю, каждый день), – подойдя к дому, стучит в стекло. Окно открывает девушка (их в квартире две, появляются они поочередно, столяр принимает их за сестер и, конечно же, считает подружками парашютистов… а может, так оно и было)[286]. Никто не произносит ни слова. Столяр отдает конверт со сложенным вчетверо листком бумаги и удаляется. Сегодня на бумаге написано: «9–5 (без)». То есть приехал в 9 утра, уехал в 17 без машины сопровождения.