Я положила тест и дотронулась до живота. Это казалось нереальным, невозможным.

Беременна.

Мое сердце было страной раздираемой войны: два противоречивых чувства боролись за господство, не оставляя после себя ничего, кроме опустошения. Необузданное счастье, что маленький человек растет внутри меня. Небольшая часть Римо, которая навсегда останется со мной. И грубый страх перед будущим, моим… нашим будущим. Наш мир был жесток к девушкам, которые забеременели вне брака; он был еще более жесток к детям, рожденным вне брака.

Проклятым называли внебрачного ребёнка. Ребенок Римо Фальконе не мог надеяться на более доброе имя. Я бы защитила своего ребенка, но я не всегда буду рядом, чтобы отразить нападения. Без сомнения, он был бы достаточно силен, чтобы защитить себя, но мысль о том, что моему ребенку придется расти сильным по необходимости, потому что мир загнал его в угол, привела меня в ярость. Я попыталась успокоить свои бушующие эмоции. Я забегала вперед. Я из хорошей семьи, может быть, все будет по-другому для моего ребенка, независимо от того, кто отец.

Глубоко вздохнув, я направилась вниз. Моя семья собралась в столовой, и когда я вошла, они замолчали. Мама. Папа. Валентина. Данте. Сэмюэль. Дети Данте. Анна, Леонас, моя сестра София. Зал уже был украшен к этому событию, а в саду была установлена белый шатёр, который удерживала танцпол. Поставщик должен был прибыть часа через два, гости через три. День празднования. Мама указала на Софию, Анну и Леонаса.

— Давайте. А сейчас идите в свои комнаты.

Они ушли, без протеста. Проходя мимо, София слегка улыбнулась мне.

Я посмотрела на Сэмюэля. Он медленно, нерешительно поднялся, и наши глаза встретились. Выражение его лица стало отчаянным.

— Я беременна.

Мама прикрыла рот рукой, а папа закрыл глаза. Валентина посмотрела на меня с сочувствием, и Данте коротко кивнул. Никаких торжеств. Никакого счастья. Сэмюэль медленно опустился на стул. Находясь за сотни миль отсюда и не подозревая об этом, Римо нанес еще один удар.

— Еще рано. Мы можем позвонить доку, и он избавится от него, — сказал папа, бледный и обеспокоенный, когда, наконец, встретился со мной взглядом.

Мой желудок сжался, и что-то сердитое и защищающее образовалось в моей груди. Мой ребенок.

Мама медленно кивнула.

— Ты не обязана его оставлять.

Сэмюэль только посмотрел на меня. Он знал меня. До недавнего времени лучше, чем кто-либо другой, но Римо видел во мне то, чего никто не знал, мои самые темные стороны.

— Ты хочешь оставить его себе, — сказал он тихо, ничего не понимая.

Я дотронулась до живота.

— Я оставлю этого ребенка. Я буду заботиться о нем, любить его и защищать. Он мой.

И в тот момент, когда эти слова слетели с моих губ, я поняла это с уверенностью. Этот ребенок родится, и тот, кто попытается отнять его у меня, увидит, насколько я сильна.

Меня встретила тишина. Затем Данте кивнул.

— Это твое решение.

— Да, — твердо ответила я.

Мама встала. Было очевидно, что она борется сама с собой. Я подошла к ней, потому что она не могла двигаться и коснулась ее плеч.

— Мы пройдем через это, верно? Этот ребенок невиновен. Это мой ребенок.

Мама неуверенно улыбнулась.

— Ты права, дорогая.

Папа встал и коснулся моей щеки.

— Мы будем рядом с тобой.

Я видела, во что ему обошлись эти слова. Я не была уверена, сможет ли моя семья пережить тот факт, что мой ребенок это ребенок Римо. Полюбят ли они его, потому что он мой, или возненавидят, потому что он его?

ГЛАВА 23

• ────── ✾ ────── •

СЕРАФИНА

Я сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы, поглаживая их, пытаясь успокоиться. Я слышала первых гостей внизу, слышала смех и музыку.

Мне нужно было спуститься. Глубоко вздохнув, я встала. Я выбрала облегающее темно-синее платье до пола, под цвет рубашки Сэмюэля. Я коснулась своего живота, все еще плоского, но я знала, что через несколько месяцев я не смогу больше носить такие платья.

Ребенок Римо. Я закрыла глаза. Я была счастлива и опечалена, напугана и полна надежд. Что бы сказал Римо, если бы узнал? Ему было бы все равно? Я была средством достижения цели, королевой в его шахматной партии, и он победил.

Он отпустил меня, как будто я ничего не значила.

До меня доходили слухи о его боях в клетке. Он вернулся к борьбе, к жизни. Интересно, перешел ли он уже к одной из многочисленных шлюх в своем распоряжении? Возможно.

Я была глупа.

Сэм был прав. Римо извратил мой разум, чтобы контролировать меня, и я позволила ему это.

Раздался знакомый стук, и вошел Сэмюэль. Мы не разговаривали с тех пор, как я рассказала семье о своей беременности. Стало очевидно, что им нужно время, чтобы осознать это, время, чтобы надеть свои публичные маски, чтобы наши гости не узнали правду.

Пока.

Он остановился у двери, глядя на меня так, словно я разрывалась на части прямо у него на глазах. Я обернулась, показывая ему свое платье.

— Мы подходим друг другу. — я хотела увидеть его улыбку, что угодно, только не душераздирающую тьму.

— Ты прекрасна, — сказал он, но не улыбнулся.

Я подошла к нему, и в этот момент его взгляд упал на мой живот.

— Фина, избавься от него. — я замерла. Сэм подошел ко мне и схватил за руки. — Пожалуйста, избавься от него. Мне невыносима мысль, что что-то принадлежащее ему растет внутри тебя.

— Сэм, — прошептала я. — Это ребенок. Он невиновен. Что бы ни сделал Римо, ребенок не пострадает.

Сэмюэль оторвался от меня.

— Но ты пострадаешь! Как ты думаешь, что скажут люди, если ты родишь его потомство? И эта штука будет напоминать тебе о мудаке каждый гребаный день. Как ты сможешь забыть, если каждый день будешь видеть результат гребаных грехов Римо?

Я отвернулась и подошла к окну, вцепившись в подоконник железной хваткой, пытаясь сохранить самообладание. Если я хочу появиться на папиной вечеринке, я не могу потерять контроль сейчас.

Сэмюэль подошел ко мне сзади и коснулся моих плеч.

— Мне не следовало этого говорить.

— Все в порядке, — сказала я. Я положила руку на руку Сэмюэля.

— Ты нужен мне рядом, Сэм. Ребенок и я… мы оба нуждаемся в тебе. Пожалуйста.

Сэмюэль положил подбородок мне на голову и вздохнул.

— Я всегда буду рядом.

Мы стояли так некоторое время, пока я не повернулась и не одарила Сэмюэля твердой улыбкой.

— Давай спустимся туда и покажем людям,