— Я ни за кого не выйду замуж и не собираюсь лгать об отце ребенка. Люди все равно не поверят.

Теперь я была девушкой, беременной внебрачным ребенком Римо. Скоро мой выпирающий живот будет нести вину и стыд за наряд.

— В конце концов люди поймут, что у меня есть ребенок. Как только он станет старше, будет тяжело скрывать его. А если он мальчик? Разве он не будет частью Наряда?

Они обменялись взглядами.

— Ты еще даже не родила. Еще рано, — коротко сказал Данте.

Я всматривался в их лица, и мне было трудно сдержать негодование и гнев. Мое похищение оставило свои следы. Они все еще были потрясены. Может быть, со временем все наладится. Я дам им время, чтобы они смирились с ситуацией. Я в долгу перед ними. Я задолжала им больше, чем Римо.

Этот ребенок и я принадлежали этому Наряду. Это была моя семья, мой дом.

Тем не менее, часть меня задавалась вопросом, не лгу ли я себе, не лучше ли вернуться в Лас-Вегас.

Но Римо отослал меня. Я выполнила свое предназначение. Что я на самом деле знаю о нем? И как я могла быть уверена, что все, что он сделал, не было частью шоу, его мастерской манипуляцией. Это сработало, не так ли? И как я могла быть уверена, что мои чувства реальны? Могут ли такие чувства родиться в неволе?

• ────── ✾ ────── •

Моя беременность стала розовым слоном в комнате, постоянно растущим присутствием, которое все пытались игнорировать, и я сделала все возможное, чтобы облегчить им задачу. Я носила свободную одежду, радуясь холодным зимним дням, которые позволяли носить толстые свитера и еще более толстые пальто.

Думаю, моей семье часто удавалось забыть, что я беременна.

Только оставшись одной в комнате, я позволила себе любоваться своему животу. Он еще не был большим. Мне даже удалось принять участие в рождественской вечеринке Данте и Вэл, потому что на моей семнадцатой неделе, если мои расчеты были точны, платье А-силуэта все еще скрывало все, что должно было скрывать. Если люди что-то и подозревали, то держали это при себе. Возможно, это был позор, что наряд не хотел говорить вслух.

Было начало января, когда Сэмюэль и мама сопровождали меня на мой первый прием к врачу. До сих пор я не была на приеме, но мама удивила меня несколько дней назад, спросив, стоит ли нам проверить ребенка. Это было ее молчаливое извинение, ее попытка принять то, что было так трудно принять всем им.

Доктор работал с нарядом много лет. Она лечила большинство беременных девушек и хранила секрет, который я носила.

Страх наполнил меня, когда я растянулась на кушетке. Я даже не была уверена, что именно напугало меня. Не то чтобы я не знала, что беременна. Это было безошибочно на данный момент.

Доктор стоял по одну сторону от меня с ультразвуком, а Сэмюэль и мама по другую. Я сглотнула, когда задрала свитер, впервые открывая живот перед другими.

Лицо Сэмюэля застыло, и мама сглотнула, прежде чем смогла ободряюще улыбнуться и сжать мою руку.

— Сейчас будет холодно, — предупредила меня доктор.

Я рассеянно кивнула, не сводя глаз с ультразвука.

Доктор начала хмуриться, перемещая ультразвук по моему животу. Глухой стук сердца наполнил комнату, и мое собственное сердце ускорилось, наполняясь любовью и удивлением. Но «тук-тук», как будто был сбит с ритма, двумя несинхронными ритмами.

Мамины глаза расширились, но я не знала почему, и меня наполнил страх. Я уставилась на нее, потом на доктора, потом на Сэмюэля, но он выглядел таким же смущенным, как и я.

— О Боже, — прошептала Мама.

— Что? Что происходит?

Мамины глаза наполнились слезами.

— Близнецы.

Доктор кивнула, и мои глаза метнулись к Сэмюэлю.

— Как мы, — удивленно сказала я.

Он выдавил слабую улыбку, но в его глазах читалось беспокойство.

• ────── ✾ ────── •

Осознание того, что я ношу близнецов, все изменило для мамы. Как будто она наконец-то смогла увидеть детей, как своих, а не чужих.

Сэмюэль, казалось, тоже приходил в себя. Он покрасил детскую и расставил для меня мебель. А София? Она была в восторге от перспективы стать тетей. Но папе… папе было тяжелее. Он не упоминал о беременности и никогда не смотрел ниже моего подбородка. Я понимала его, не могла сердиться, потому что в его глазах отражался конфликт.

Мне часто удавалось почувствовать, что я снова принадлежу этому миру, притворяться, что меня не заставляют прятаться в нашем доме, чтобы никто не узнал, что я беременна. Что мне не удалось, так это перестать думать о человеке, который был причиной всего.

Каждую ночь я лежала в постели без сна. Каждый раз, поглаживая живот, я видела его перед глазами. И каждый раз я разрывалась между гневом и тоской. Иногда я задавалась вопросом, должна ли я найти способ дать ему знать, но потом я думала о своей семье, об их медленном процессе исцеления, о том, что мое похищение сделало с ними, и я не могла этого сделать. Что ты должна человеку, который тебя похитил? Кто пытался уничтожить людей, о которых ты заботилась? Человек, который забрал твое сердце, только чтобы оттолкнуть тебя?

Ничего. Я ничего не должна Римо Фальконе.

Это были мои дети, и они вырастут как часть моей семьи, как часть Наряда. Я буду скрывать от них правду так долго, как смогу. Они не узнают, кто их отец, пока не придется. Если бы я хотела, чтобы у них был шанс в отряде, они не могли быть Фальконе. Они никак не могли быть связаны с Римо.

В середине мая я родила самые прекрасные создания, какие только могла вообразить, и с абсолютной уверенностью знала, что все, чего я желала, никогда не станет реальностью.

ГЛАВА 24

• ────── ✾ ────── •

СЕРАФИНА

Я любила свою семью всем сердцем. И они любили меня. Но в тот момент, когда я держала своих детей на руках, я знала, что не смогу остаться с ними навсегда, знала это с душераздирающей уверенностью.

Невио и Грета были Римо. Темные глаза, густые черные волосы.

Для всех в Наряде они всегда будут Фальконе, всегда результатом чего-то ужасного, рожденного из чего-то постыдного, чего-то темного. Но для меня они были самым прекрасным творением, которое я могла себе представить. Они были совершенным совершенством. Близнецы, как мы с Сэмюэлем. Они поднимали друг друга, делали сильнее, как мы с Сэмюэлем, когда были