Я перестаю беспокоиться о других людях и направляюсь к дверям. Я поворачиваю ручку другой двери, но она тоже заперта.

Алек встречает мой взгляд.

— Нет, — шепчу я.

Смех Лона эхом разносится по коридору. Другие люди, проходящие мимо, кажется, не слышат этого, но для нас это оглушительно.

— Ты думала, что можешь изменить правила, а я ничего не буду с этим делать? — голос Лона разносится по залу.

Алек хватает меня за руку и встаёт передо мной.

— Ну, — продолжает Лон, — я тоже могу изменить правила.

Двери распахиваются, и рука Алека вырывается из моей. Он пролетает через дверной проём и тяжело приземляется на гравийную дорожку.

— Алек!

Я пытаюсь побежать за ним, но двери захлопываются у меня перед носом. Я стучу по ним и кручу ручки. Втискиваю пальцы в стыки и пытаюсь их разомкнуть.

Алек колотит по другую сторону двери, выкрикивая моё имя, но не может войти.

— Не сдавайся, Нелл, — кричит он. — Я найду другой способ войти.

— Ну, что, — говорит Лон, смешок звучит в его словах. — Время немного повеселиться.

Как картина, облитая водой, обои начинают стекать, цвета перетекают друг в друга, пока я больше не могу даже разглядеть дверь.

— Алек, что-то происходит, — кричу я.

Его ответ через двери искажен, приглушён, как будто я слышу его из-под воды. Цвета приобретают новые линии, новые формы. Я закрываю глаза, мой желудок сжимается при виде этого.

Когда я открываю их снова, я стою в переполненном бальном зале. Ночь давит на окна вокруг меня. Я больше не ношу повседневную блузку и юбку. Вместо этого на мне бальное платье, в котором я была этой ночью много лет назад.

Лон стоит передо мной, на его губах играет улыбка.

— Могу я пригласить тебя на этот танец?

Он не даёт мне шанса отказать ему. Он делает шаг вперёд, берёт мою руку в свою и обхватывает другой рукой мой торс.

— Шестнадцать лет это слишком долго, чтобы ждать, чтобы снова прикоснуться к тебе, любовь моя, — шепчет он мне на ухо.

Часы бьют одиннадцать. Тридцать минут до того, как я сбегаю в свою комнату, чтобы собрать вещи и переодеться. Пятьдесят минут до прихода Лона. Один час до того, как он застрелит меня, а потом застрелится сам.

Лон кружит меня по танцполу, кружит, кружит, кружит, пока меня не начинает подташнивать.

Я нигде не могу найти Алека.

* * *

Всё осталось таким же, как и в ту ночь, вплоть до запаха алкоголя во рту Лона и невнятности его слов. Мать и отец стоят в стороне от танцпола, общаясь с деловыми партнерами Лона и их жёнами. Бенни и Мадлен благополучно укрылись в комнате его друга на ночь, а Алека по-прежнему нигде не видно.

Но когда часы показывают половину двенадцатого и оркестр переключается на «Ревери» Дебюсси — ту же песню, которую я услышала, впервые войдя в столовую в июне 1907 года, ту же песню, которую я услышала более века спустя в бальном зале, призрачную мелодию, доносящуюся из ниоткуда, — Лон наклоняется вперёд, и его голос, чистый от всякого опьянения, говорит:

— Полагаю, это твой сигнал бежать.

Я смотрю на него, не зная, что мне делать. Если я сейчас убегу в свою комнату, эта ночь закончится так же, как и все предыдущие ночи до неё. Но если я этого не сделаю, если я останусь здесь, я тоже не уверена, что это что-то изменит.

Я должна найти Алека.

Я вырываю руку из хватки Лона и делаю шаг назад.

Его лицо расплывается в слишком широкой улыбке.

— Иди, Аурелия, — говорит он. — Беги.

Я стискиваю зубы, борясь с желанием сделать так, как он говорит. Вместо этого я нахожу маму, как и много жизней назад, и говорю ей, что возвращаюсь в свою комнату пораньше из-за головной боли. Она недовольна мной, и в прошлом разочарование в её глазах вывело бы меня из себя. Но сегодня я слишком занята, запоминая её, здесь, вот такой. Живой, целой и здоровой. Такой я хочу её запомнить. Как я хочу вспомнить отца и Бенни, когда всё это закончится. Даже если это только на последние несколько минут моей жизни.

Я ещё раз встречаюсь взглядом с Лоном, молча давая ему понять, что я его не боюсь, что я не сдалась, и спокойно выхожу из бального зала.

Как только я выхожу, я скидываю туфли, подхватываю юбку и бегу к чёрному ходу. Залы в основном пусты, за исключением нескольких служащих отеля и пар в тёмных углах. Они пялятся на меня, когда я пробегаю мимо них, но мне всё равно.

Я больше не придерживаюсь этого нелепого сценария.

Я подхожу к двойным дверям и пытаюсь их открыть, но ручки даже не поворачиваются в моих руках, а двери не показывают никаких признаков того, что они сдвинулись с места. Я пытаюсь выдернуть винты из петель, но они не сдвигаются ни на сантиметр. Как будто двери были заварены, и Алек не отвечает, когда я зову его по имени. Я бегу обратно в вестибюль, мимо очень растерянного клерка за стойкой регистрации. Я пробую двери у главного входа, но они тоже плотно закрыты.

Я стучу по ним, проклиная Лона, но двери остаются закрытыми.

Через окна в дверях я вижу Алека, бегущего ко мне. Он колотит в двери с другой стороны, но, как бы мы ни старались, мы не можем их открыть.

— Я ищу вход, — кричит он мне через стекло. — Просто попытайся спрятаться от него, пока я не доберусь туда.

— Алек…

— Не смотри на меня так, — говорит он. — Не смотри на меня так, будто это прощание. Это не прощание, ты меня слышишь?

Он снова трясёт двери. Мои глаза горят при виде него, так старающегося добраться до меня. Мы оба знаем, что он не войдёт, если Лон этого не захочет.

Служащий кричит:

— Эй! Что вы там делаете?

Я вытираю слёзы со щёк и своим самым снобистским, властным голосом говорю:

— Откройте эту дверь.

Служащий хмурит брови.

— Она заперта? — спрашивает он, обходя стойку администратора.

Бестелесный голос Лона окружает меня.

— Ну, ну. Ты портишь мне веселье, Аурелия.

— Пожалуйста, поторопитесь, — говорю я служащему.

— Как насчёт того, чтобы мы отправили тебя туда, где тебе самое место, а? — спрашивает Лон.

Мир вокруг меня снова начинает расплываться.

Я поворачиваюсь к двери.

— Алек!

Последнее, что я вижу, это как Алек отчаянно пытается добраться до меня…

А потом я возвращаюсь