– Мой муж не очень-то соблюдает все ваши установления, – сказала Мила.

– Он живет без страха перед Аллахом, – ответил Ломали, – и если ты хочешь, чтобы он был спасен, научись молиться и научи его, потому что в Судный День у врат ада неверные скажут: «О, если бы и мы были мусульманами».

– Что же, все неверные отправятся в ад?

– Да.

– А если они были добрые люди и совершали хорошие поступки?

– За их хорошие поступки Аллах даровал им награду на этом свете. А в Судный День они будут отвечать за свое неверие.

– Если вы такой уж правоверный мусульманин, почему же вы не ходите в мечеть? Руслан ездит по пятницам в мечеть, а вы с ним никогда не ездили.

Ломали глядел на молодую женщину, и глаза его на тонком юном лице были глазами столетнего старика.

– Зачем мне ездить в проклятое место? – спросил Ломали. – Эта мечеть построена с дозволения Иблиса, а ее имам-хатыб держит собак и дает деньги в рост. Он не мусульманин, он стукач. Ваши чекисты так боятся нас, что хотели бы завербовать самого Аллаха. Так как это невозможно, им приходится вербовать тех, кого они считают его слугами.

Когда Мила вернулась в спальню, Руслан уже проснулся. Он лежал навзничь, закинув руку за голову, и при виде Милы его усталое лицо мгновенно преобразилось. Мила поскорее юркнула под одеяло.

– Ты где была? – спросил Руслан, немедленно поворачиваясь в свежих простынях.

– Я… я просто к бабушке ходила. Нам билеты принесли. Нам вставать надо.

Финиковые глаза чеченца глядели куда-то вдаль, туда, где на темно-синих волнах покачивалась белоснежная пятипалубная яхта Данилы Барова.

– Я передумал, – сказал Руслан, – мы поедем через неделю.

* * *

Прокурор Андриенко выехал на работу в час дня, с головой, гудящей с похмелья, и совершенно взбешенный.

Было совершенно очевидно, что и Андриенко, и Аркаша Наумов, который неделю назад пришел к прокурору с великолепным планом дербанки завода, не получат ничего или получат такую малость, что даже и говорить неприлично.

Его провели. Его использовали в темную, и все время, пока он плавил Сурикова, он работал, оказывается, не на себя, а на грабителя народа, которому, видите ли, понадобился завод.

Понадобился – прекрасно. Андриенке этот завод тоже нравится, и он имеет на него никак не меньше прав, чем Баров. Если на то пошло, то даже больше, потому что кто такой Баров? Олигарх и кровопийца, а Андриенко всю жизнь стоял на страже закона.

«Посмотрел бы я на тебя у себя в лагере», – подумал Андриенко и даже зажмурился. Картинка голого бритого Барова, покорно стоящего с раздвинутыми ногами, пока вертухай ищет у него в заднице, была нестерпимо яркой, Андриенке даже показалось, что он слышит за решетчатым окном лай лагерных собак.

Андриенко зажмурился и снова открыл глаза, но, увы, никакого голого Барова поблизости не наблюдалось. Прокурорский джип несся по узкому шоссе между морем и далекими сопками. Вдоль обочин тянулся первый зимний снег цвета дохлого минтая, и в воздухе пахло водорослями и прошедшим тайфуном.

Перед джипом неторопливо ехала антикварная «Тойота» с громыхающим прицепом, аккуратно затянутым брезентом. Шофер прокурора попытался уйти на обгон, чуть не влетел в лоб ехавшему навстречу корейцу и поспешно вильнул назад.

Особенно прокурору было обидно, что он не получил ничего – кроме обещаний поделиться прибылью – даже от Аркаши Наумова.

Прокурор выругался и посмотрел на часы. Он никуда не опаздывал, но злился из принципа. Конечно, если Баров извинится и предложит компенсацию… А если не предложит? Что делать тогда? Прекращать дело, не получив ничего с Сурикова?

Немыслимо. Дело приобрело всероссийский размах, он выставит себя на посмешище, да что на посмешище: то же самое начальство в Москве возьмет его за жабры и скажет: «Отпустил? Делись!» И как доказать, что отпустил просто так?

Попытаться чего-то с Сурикова стребовать? Так он, сволочь, не даст, потому что он лучше, чем кто-нибудь, понимает, в какую ситуацию попал Андриенко!

Ждать долю от Наумова? Но теперь, когда в дело пошли баллистические ракеты, было совершенно ясно, что Наумову с его двустволкой ничего на заводе не светит, – он и сам, небось, уже свалил с темы!

«Тойота» впереди въехала в лужу, и лобовое стекло джипа мгновенно облепило грязью.

– Да обгони ты эту гребаную тачку! – заорал прокурор.

Вот ситуация! Прекратить дело – все будут смеяться. Продолжать – все будут тоже смеяться. Полная потеря лица!

Повинуясь прокурорскому приказу, джип взвыл, наддал и пошел на обгон. Тут же навстречу из-за крутого поворота выскочил белый грузовой «мицубиси». Шофер прокурора бросил руль вправо, подрезая «тойоту». Скула прокурорского джипа разминулась с прицепом на миллиметр.

«Мицубиси» в панике вылетел на обочину, рассудив, что биться лучше о столбик, чем о встречную морду. Машины разминулись в сантиметре друг от друга, и все бы обошлось, но тут «Мицубиси» нарвался на кочку, потерял управление и съехал по склону вниз, в осеннее болотце, полное черной воды меж увядших кочек со снежными шапочками.

Прокурорский джип затормозил, и «тойота» за ним тоже была вынуждена остановиться. Прокурор выскочил на дорогу и побежал к «тойоте». Охранники поспешили за ним. Виталик бросился по склону к грузовичку. «Чего хлопочешь?», – подумал прокурор. Было ясно, что с грузовичком ничего не случилось, вон, только охромел.

Прокурор рванул дверцу «Тойоты», и оттуда вылез испуганный чернявый парень, то ли азербайджанец, то ли грузин, в глубоко надвинутой на глаза кепке.

– Ты как ездишь? – заорал прокурор, – ты куда глядишь, сука?

– А… я… – волновался парень.

Хлопнула дверь, и из «Тойоты» выпрыгнул пассажир. Тоже черноволосый. Выпрыгнул и заспешил вниз по склону.

– Ты куда? – заорал прокурор.

Черноволосый обернулся.

– Людям помочь, – сказал он, – может, расшибся кто.

– Стой! Документы!

– Мои документы? – сказал пассажир.

– И твои, и водителя!

Водитель покорно достал документы. Машина принадлежала ООО «Горка», и там же работал водитель Магомедов Али Гусейнович, год рождения – 1974, место рождения – город Буйнакск. Его спутник, Жухаев Аслан Увайсович, родился на два года раньше в селе Ачхой-Мартан Чеченской республики.

– Я тебя научу, как ездить, черножопый! Я тебя на пять лет упрячу! – орал прокурор.

Магомедов стоял спокойно, уперев глаза в асфальт, перечеркнутый сплошной разделительной полосой.

– Ты че лыбишься? Че глазами сверкаешь?

Магомедов молчал. Охранники прокурора молча переглянулись. Авария была небольшой, но за все, что произошло, полностью отвечал прокурорский джип. Он вышел на встречную на глухом повороте и пересек при этом сплошную разметку. Чудо еще, что никто не побился.