Став счастливым обладателем семи возов, усадил девушек ими править, что они с удовольствием сделали. Труситься раскоряченной в седле, может, поначалу и приятно, но быстро надоедает, поэтому все женщины пересели на привычный облучок. Да и болтать по дороге друг с другом так намного удобнее, чем из седла. Сам тоже пересел – лошадь пришлось к возу привязать: возниц не хватало. В Черкассах переночевали, а с утра все меня бросили с моим обозом и ускакали домой. Мне с волами туда придется еще двое суток добираться. В лучшем случае.

Утром загрузил возы сеном: все его с запасом готовили, так что нашлось много желающих избавиться от излишков. Весна на носу, кому в такую пору лишнее сено нужно. Покупал у тех, кто соглашался за дополнительных три медяка и с моими харчами перегнать возы ко мне в село. Ночевали в тепле, в одном из многочисленных хуторов, расположенных по ходу маршрута.

Неспешная поступь волов, которым совершенно по барабану, тянет он груженый воз или пустой, способствовала дальнейшим размышлениям над мелочами, от которых зависел успех запланированных работ. Вторая нерешенная проблема, которая выяснилась в результате размышлений, – это рабочие емкости для переноса сыпучих материалов. На двоих нужна одна большая и крепкая корзина. Вряд ли у работников корзины будут с собой, поэтому нужно озаботиться их производством и наменять в селе готовых корзин на хмельной мед либо монеты. Пусть односельчане порадуются неожиданному заработку и новых корзин наплетут.

Приехав домой, застал полную идиллию. Батя был в восторге от новой методики, которую они уже успели с Николаем опробовать, и цементировал теперь все подряд. Распихав волов и сено по селу, скупив все наличные корзины, посчитал подготовку к весне законченной и занялся проверкой результатов новой методики улучшения железоскобяных изделий. Разница в сравнении со старыми изделиями чувствовалась. Я заставил батю зацементировать по этой методе кромки у всех лопат, выкованных по моему заказу.

Это единственное светлое пятно в марте. Начало весны было дождливым, все развезло, делать было категорически нечего. Все радовались, что озимые хорошо перезимовали и дождик им мартовский в самый раз, – значит, урожай почти в кармане, а яровые и до мая сеять можно, время есть. Лишь бы заморозков майских не было…

Умом я понимал, что влага в грунте – это к добру, но когда к твоим ногам липнет два килограмма чернозема и норовит с тобой в хату зайти, возникает стойкое противоречие между умом и чувствами. В лесу было получше – многолетний слой палой листвы и веток создавал дренажный фильтр, впитывающий лишнюю влагу как губка, поэтому при первой возможности я отправлялся изучать местность и ручьи в сторону будущей крепости. В планах была мельница, маслобойка, приспособления для первичной обработки стеблей льна и конопли как в нитки, так и в бумагу. Да и мельницы нужны трех типов – жерновые, в первую очередь для зерна, бегунковые для маслобойки и шаровые для мелкодисперсного помола. Без шаровых мельниц нормального пороха не сделаешь.

В середине марта началось половодье на Днепре, а значит, недели через две можно было ожидать в Черкассах ладью с работниками. Тем временем, пользуясь кратковременным затишьем, чертил планы необходимых построек на этот год. Чертежей выходило много, запасов приличной бумаги явно не хватало.

Одних новоселов из тех, что я привел, – три семьи и еще два парубка неженатых, которые тоже мечтают отстроиться и своих невест из-под Киева к нам привезти. А ведь есть еще местные пары, живущие с родителями, а именно – мои родные брат и сестра. Оно понятно, в селе новый дом всем миром ставят, но не семь домов за сезон, особенно если в селе пятидесяти хат не наберется. И если брат (копия бати: такой же обстоятельный флегматик) все не мог решить, то ли у нас строиться, то ли в другое село перебираться, где кузнеца нет, то сестричка начала мутить воду еще со свадьбы.

Было заметно, что ей недолго осталось, чтобы совершить качественный скачок из состояния «мутить воду» в следующий стационарный энергетический уровень, описываемый словами «пить кровь», в котором любая женщина может находиться как угодно долго. Ее аргументация повторяла идеи, выраженные в известной народной песне:

…Як не лае, то бурчить,

А все ж вона не мовчить, не мовчить.

Кстати, песня в эту эпоху еще неизвестна широкому слушателю, и я обязательно запущу ее в массы с небольшими переделками, чтобы всем ясно было: речь идет о казаках, а не о гречкосеях. Начало песни соответствует заданию – там сразу есть нужное упоминание:

Віе вітер, ще й гуде,

Козак дівку питае, питае…

В конце добавим жизнеутверждающее окончание типа:

Будувати я мастак,

Чи я в тебе не козак!

Ну и в основном тексте надо вставку сделать, чтоб напомнить, о ком в песне речь идет. А поскольку жилищный вопрос во все времена тема больная и не теряющая своей актуальности, за успех нового хита можно не беспокоиться.

Как ни крути, а придется задействовать на строительных работах по обеспечению жилфонда молодым специалистам часть работников из плывущего к нам стройотряда. Лично обещал всем, кого сманивал, за год в собственную хату заселить, слово нужно держать. На ручьях дамб хотелось настроить – чем больше, тем лучше. Бумага и сукно в промышленных объемах требовали переложить ряд тяжелых подготовительных работ с исходным материалом, будь то лен или конопля, на крепкие плечи бездушных механизмов.

Неделями вымачивать волокна, затем отбивать, трепать, вычесывать, а для бумаги сутками толочь в ступе – только наши женщины способны на такие незаметные подвиги, мужики – нет. Больно психика неустойчивая. Мужику давай экстремальную нагрузку, но недолго. Однообразная, монотонная работа выводит его из равновесия, им овладевает непобедимое желание ломать, бить, крушить. Дамбу строить – совсем другое дело. Раз построил, а потом можешь часами любоваться, как вода крутит колесо. А колесо приводит в действие разнообразные приспособления, которые сами сутки напролет режут, пилят, трут, отбивают, волочат. Захватывающее зрелище.

Кроме этого оставалась крепость и неосторожное обещание будущей жене к осени построить собственное семейное гнездо. Если кто-то вам скажет, что восемьдесят человек могут столько построить за сезон, плюньте ему в глаз. Последний, смертельный удар по моим планам нанес атаман:

– Слухай меня, Богдан. Ты через седмицу в Черкассы поедешь ладью с наймитами встречать. Половину людей с харчами у них оставишь. Надо им крепостицу до ума довести. Хочет черкасский атаман кое-что переделать. И не спорь! – Увидев мое кислое выражение лица, Иллар в корне решил задавить демократическое обсуждение его указаний. – Так надо.

– Батьку, а кто ж им растолкует, как и что? Чем такое новое опудало[21]строить, как их вал с кольями, так лучше ничего не делать. Какая это крепостица? Дерьмо это! Коту под хвост вся работа!

Молодой зазнайка тут же получил нагайкой по плечам, чтобы знал, насколько широко и громко можно разевать рот в присутствии старших товарищей, облеченных тяжестью исполнительной власти. Надо сказать, что наше общее сознание (каждый из нас – что я, что Богдан – искренне считал его своим) страдало повышенной эмоциональностью и за это теперь часто огребало на орехи. Мое старое «я» могло вести только нудные душеспасительные беседы в спокойной обстановке, пытаясь образумить молодого. Впрочем, у атамана это получалось лучше.