– Поздравляю! Ты был прав, – выдохнула я, улыбаясь.

Рэй застыл, не отвечая и не двигаясь. Он словно превратился в камень, в холодный мрамор, одетый в человеческую одежду. Он не поднял руки, чтобы обнять меня в ответ, как делали все в этой комнате. Не улыбнулся. Он смотрел на меня сверху вниз и во тьме его глаз тлели огни свечей.

Похоже, даже от статуи Люция в Аннонквирхе было бы больше отклика, чем от застывшего Рэя!

Смутившись, я отступила и торопливо выскочила в коридор. Главарь деструктов за мной не пошел. Ощущая себя неимоверно глупо и злясь на свой порыв и этого проклятого мужчину, я двинулась прочь. Из кухни уже разносились не только смех, но и песни, похоже, сегодня в доме на скале до утра будет праздник.

Шипя ругательства, я обернулась на закрытую дверь кабинета. Но… она так и осталась закрытой.

Потолочное панно из разноцветных камушков треснуло над моей головой, и острые осколки посыпались вниз, бомбардируя, словно мелкие снаряды. Половица скрипнула и проломилась под ногой. Я споткнулась, едва не упав, и выругалась уже в голос. Бронзовые держатели для свечей разом сломались и шмякнулись на мои плечи, оставляя на них синяки.

Я взвыла.

Дверь осталась закрытой.

– Да чтоб тебя разорвало! – яростно прошипела я и бросилась к лестнице, прочь от веселого смеха, от праздника и от бесчувственного истукана, который даже не выглянул, дабы убедиться, что чертово привидение меня не прибило!

Некоторое время я бродила по дому, который меня ненавидел. Сейчас я разделяла эти чувства и потому с жаром пинала ступени, в ответ на меня сыпалась труха и какие-то ошметки. Я с силой стучала по шкафам и получала залпы пыли. Дергала гардины, одну даже почти оборвала, но тут невидимая рука скинула на пол столетний вазон, едва не угодив мне в макушку.

Устав, я села на лестнице отдышаться. И подумала, что пора прекращать бессмысленную войну с неразумным клочком, пока он не придушил меня какой-нибудь занавеской. Пожалуй, погибнуть от невидимых рук привидения – это самая нелепая смерть, которую только можно придумать для Кассандры Вэйлинг!

Темная фигура возникла передо мной так неожиданно и тихо, что я подпрыгнула, решив, что проклятый клочок все-таки смог воплотиться.

– Привет, – вполне по-человечески сказало привидение, и я прижала руку к груди, успокаивая беснующееся сердце.

Судя по тонкой фигуре в длинном балахоне и нежному голосу, передо мной стояла девушка. В руках она держала тарелку с едой, а лица я не видела, так как голову закрывала густая черная вуаль, а сверху – венок из засохших роз и чертополоха. Такие вуали надевают скорбящие, отправляясь в юдоль. Горе и скорбь тоже относятся к негативным эмоциям, способным вызвать низкозкочастотные колебания. Поэтому люди, переживающие потерю, должны провести время, необходимое для утешения, вдали от общества. Даже в поездах для них выделяют отдельные, защищённые вагоны, а в пути сопровождают миротворцы. Когда умерла мама, папу тоже отправляли в юдоль под Каслом, правда, он вернулся спустя всего два дня. Молча вошел в дом, зыркнул на сопровождающего его миротворца и сказал, что траур окончен. И больше никогда к этому не возвращался. Правда, и имя мамы он с тех пор не произносил.

Девушка в дверях была одета точь-в точь, как те скорбящие, уезжающие на утешение. От нее пахло тленом, сухоцветом и немного – осенними яблоками. Я поежилась, не зная, как вести себя. Все-таки я никогда не сталкивалась с людьми в траурной вуали.

Пока я раздумывала, девушка вытащила из своей миски кусок хлеба и, слегка приподняв густой полог, сунула еду в рот. И тут же вуаль легла на место, закрывая лицо. Я лишь успела заметить кончик светлой косы, мелькнувший под ней.

– Я знаю, кто ты, – неожиданно произнесла скорбящая. – Ты – рубеж.

– Рубеж?

– Да. Та, кто изменил ход событий. Ты приняла решение и все пошло не так.

– Не так? Ох… Ты – провидица?

– Я – ворона. Так меня называют. Потому что предрекаю события. Но все они – плохие.

Она снова стянула еще кусок и торопливо сунула в рот, отвернувшись.

– Меня здесь боятся. Поэтому я сижу наверху и выхожу лишь ночью. Только сегодня вот не сдержалась, проголодалась… Едва успела убежать до того, как зашел Демьян. Я не контролирую свои видения, могу сказать то, что человек не хочет слышать и знать. Это…неприятно.

Да уж…

Отвернувшись, она принялась торопливо жевать.

– Но тебе бояться не надо, – слегка невнятно из-за набитого едой рта, прошамкала провидица. – Я не вижу судьбу рубежей. Или тех, кто связан с моей. Это милосердно, правда? Нельзя остаться беспристрастной, предсказывая своим близким страдания… Наверное, это могло бы свести меня с ума. Конечно, если бы этого не случилось раньше.

Опасливо оглядываясь, она вытащила из кармана яблоко, подумала и засунула его обратно. И неожиданно предложила:

– Хочешь посмотреть мою комнату?

– А можно? – изумилась я. Похоже, девчонка думает, что я часть этой банды. Кажется, она здесь ни с кем не общается, вот и перепутала.

– Конечно! – от радости провидица едва не запрыгала. – Идем скорее! Познакомлю тебя с опиумом!

Э-э?

Не обращая внимания на мои попытки освободиться, девушка схватила меня за руку и потащила по коридору. За углом нам встретились Паук и Джош, и оба шарахнулись в сторону при виде черной вуали моей новой знакомой. Вмиг забыв, куда шли, парни развернулись и исчезли за ближайшей дверью. Провидица не подала вида, что заметила этот маневр, похоже, подобное было ей не в новинку. Что ж, теперь понятно, почему она так сильно обрадовалась моему согласию зайти к ней в гости.

Несмотря на явную худобу, девушка тащила меня вперед подобно буксиру. Мы бегом пересекли два коридора и лестницу, взлетели под самую крышу и оказались в пятиугольной мансардной комнате. Тут меня наконец-то выпустили, и я согнулась, делая жадный вдох.

И лишь потом осмотрелась.

Комната оказалась довольно уютной и очень девичьей. На узкой кровати, застеленной пушистым пледом, громоздились плюшевые медведи и коты, пол устилали круглые самодельные коврики, стол почти терялся под горшками с растениями, в углу стояла вышитая картина с силуэтом Истинодуха. И на всех-всех поверхностях громоздились стопки книг. Их было так много, словно сюда стащили целую библиотеку.

– Ты много читаешь, – пробормотала я, пробираясь сквозь книжные коридоры.

– Я люблю книги. Они не предают. Не делают больно, если ты сама того не захочешь. И еще – они не умирают. Те, кто их пишут – да. А сами книги могут