Уильям открыл дверь, сообщив, что доктор ушел, но что мы могли бы послать за ним позже. Я ответила, что это не потребуется. Все напрасно паниковали, и единственное, в чем я нуждаюсь, это отдых. Прошло так мало времени после родов… и смерти мамы. Нэнси согласилась, сказав, что я действительно устала и в последнее время склонна к некоторой слезливости. Не впервые ее уверенная невозмутимость удивила меня. Тилсбери похвалил ее за поведение, попросив подняться наверх и сменить Элен, которую оставили слишком долго сидеть с ребенком.

— Если ты почувствуешь, что тебе снова нездоровиться, ты должна сообщить мне, — сказал он, мягко касаясь моей руки.

— Конечно! — кратко ответила я. — Вы бы не хотели, чтобы ценность вашего товара упала из-за плохого здоровья!

Он ответил с жалкой улыбкой:

— Я не уверен, что было мудро с твоей стороны посетить Моррисонов сегодня. Они, очевидно, плохо на тебя влияют.

* * *

Позже тем же вечером я купалась в зеленом жаре лесных стен, качая ребенка, прижимая его. Было неправильно оставить его. Откуда я знала, что Элен не обидит его? Целуя его в лобик, я обещала больше никогда не покидать его снова.

Нэнси вошла и остановилась у зеркала, прихорашиваясь. С ее губ сорвались короткие хихикающие вздохи:

— Только подумать, я скоро смогу иметь собственных слуг и горничную для разных своих потребностей. Я буду лежать в кровати целый день, если захочу… — Она повернулась, и, когда встала передо мной, ее улыбка быстро исчезла, и она надменно заявила: — Честно говоря, я всегда чувствовала, что была лучше, чем вы! И теперь задаюсь вопросом, достаточно ли вы хороши для моего брата.

— Нэнси! — прошептала я резко, вставая, чтобы положить Адама обратно в его колыбель, после чего взяла ее руки и крепко сжала их. — Послушай меня! Ты должна держать это в тайне, или всему конец. Если Тилсбери узнает, что произошло сегодня, кто знает, как он поступит. Скорее всего, он не позволит тебе выходить из дома, чтобы встретиться с Чарльзом.

— Вы больше не можете указывать мне, что следует делать, мисс Алиса, — глумилась она. — Вам не следует теперь изображать мисс Власть и Могущество. Я и так сыта этим по горло.

— Кажется, это действительно так, — ответила я спокойно, жалея, что услышала такую явную неприязнь, напуганная ее гневом и, опасаясь, что кто-то услышит наши голоса, попросила: — Но пожалуйста, Нэнси, пока еще не все решено, нам нужно убедительно изображать, что все как прежде. И ты не должна думать, что делаешь это для меня, скорее, для себя… и для Чарльза.

— Вы правы, — уступила она. — Только я не могу поверить. Это то, о чем я всегда мечтала, то, что я всегда так или иначе чувствовала, это является правдой. Но я смогу продолжать притворяться, вот увидите. — И затем она горько продолжила: — В конце концов, я достаточно долго играла роль вашей безропотной служанки!

Как только она замолчала, мы в тревоге обернулись, удивленные внезапным трепетом и стуком: вспорхнул черный дрозд, влетевший через окно, теперь в слепой панике он врезался в зеркало, его хилое ужасное тело шмякнулось о стекло, а затем ударилось о темные покрытые листвой стены, в поисках спасения между нарисованными там деревьями, оставляя ворох пушистых коричневых перьев, упавших и рассыпавшихся по полу. Я подбежала к люльке, защищая Адама, в то время как Нэнси громко хлопала и махала руками, пытаясь выгнать его. Ей это почти удалось, но прежде чем вылететь через открытую форточку, птица ударилась о закрытое основное стекло еще несколько раз и в бессилии упала, замерев на полу. Тонкий алый след, струйка крови по стеклу начала капать на голову птицы. Мы с Нэнси молча стояли и не шевелились, глядя на ее размякшее тело.

Наконец я обрела дар речи:

— Мы должны поднять птицу и положить обратно на подоконник. Возможно, она придет в себя и улетит.

— Это плохая примета, если птица залетает в дом. — Тревожно побледнев Нэнси говорила тихо, как будто сама с собой. — Это плохое предзнаменование, — заявила она теперь громче, в ее голосе слышался страх, а глаза широко раскрылись от ужаса. — Несомненно, скоро последует смерть.

— Это просто суеверие и чепуха, — резко возразила я, — птица заблудилась, вот и все. Он только оперился… по-видимому, недавно вылетел из гнезда.

Нэнси подошла ближе к обреченной птице, и я подумала, что она собирается сделать то, о чем я просила. Но вместо того, чтобы наклониться и аккуратно подобрать дрожащую птицу, она высоко занесла ногу над ее головой, а затем опустила пятку своего ботинка с такой злостью, что у меня не было ни секунды, чтобы остановить ее. Слишком испуганная, я была не в силах говорить, и все, что я могла сделать, это стоять там и смотреть, как она с яростью топчет и крушит ее крошечный тонкий череп. И в течение ужасной напряженной тишины, последовавшей вслед за тем, мы обе уставились на кровавое месиво, которое осталось на досках, пока не прозвучал гонг, зовущий на обед, показавшийся мне глубоким низким похоронным звоном по бедному убитому существу.

Наконец я с трудом пробормотала:

— Я пойду вниз на обед и заберу с собой сына. Когда вернусь, надеюсь, что ты придешь в себя и уберешь этот… этот беспорядок. — Трясущимися руками я достала спящего ребенка из люльки и оставила Нэнси, которая по-прежнему стояла и глядела на то, что наделала. На ее губах застыла странная пугающая улыбка.

* * *

Вечер я провела с Тилсбери, хотя той ночью что угодно казалось мне предпочтительнее, чем оставаться рядом с Нэнси. Атмосфера во время обеда была тяжелой и неестественной. Потом я сидела, притворяясь, что читаю, пробуя успокоиться и привести в порядок свои мысли, в то время как ребенок шумно сопел на сиденье рядом со мной.

Тилсбери быстро проглядел свои газеты и затем вышел на балкон выкурить сигару, потом окончательно стемнело. Когда Адам проснулся и начал капризничать и я, подняв его, приготовилась отнести его в зеленую комнату, сказав, что сама хотела бы вскоре удалиться, Тилсбери выглянул через открытую дверь и заметил низким ленивым тоном:

— Я смогу присоединиться к вам позже.

Струйка табачного дыма извилисто вышла из его губ. В холодном вечернем воздухе тупой кончик сигары мигал ярким красным огоньком, и я не была удивлена, что за свой свободный день должна была расплатиться. Даже не повернувшись, я ответила на его слова долгим утомленным вздохом:

— Очень хорошо. Если вы хотите.

Так как Адам был очень беспокойным, я осталась в его комнате, и только после того, как наступила полночь, с облегчением увидела, что то, что оставалось от птицы, с пола убрали. Когда я укладывала спящего ребенка, в дверном проеме появилась Нэнси. Она выглядела раскаявшейся. Она выказала небольшую симпатию ко мне, сказав, что я выгляжу усталой; настаивая на том, чтобы я немного отдохнула и что она побудет здесь на случай, если Адам снова проснется. Спустившись вниз, я залезла под свежие приятные одеяла, радуясь тому, что осталась одна и что Тилсбери забыл о своей угрозе.