— Гостей не ждёте? — беззаботно толкнулся в дверь Тарас.

Ни звука. Как будто и не было вопроса.

— Я к вам, Дмитрий Гаврилович. Петров с истфака до вас дозвонился?

— От Петрова? — скорее фраза возвратилась к Тарасу из тёмной комнаты, отразившись эхом от затаившихся стен, нежели её произнёс человек.

— Майор госбезопасности Казачок, — Тарас протянул в темноту раскрытое удостоверение, но, поняв, что там его не разглядеть, отошёл от двери на шаг и повернул красные корочки к свету. — Вот удостоверение. Войти-то можно?

Щёлкнул выключатель. Дверь приоткрылась шире, тусклый электрический свет упал на лицо человека. Тарас невольно отпрянул назад. Было это лицо безумца или тяжело больного измождённого человека. На бескровной серой маске чёрными впадинами зияли глазницы со сверкающими из глубины зрачками затравленного существа.

«Или пьян до беспамятства, или болен тяжко? — мелькнула у Тараса мысль. — Что же Иван меня не предупредил? Вот влип. Мальчишка пропал, вот он и мучается».

А вслух произнёс:

— Дмитрий Гаврилович, у вас всё нормально? Помощь не нужна?

— Заходите, — то же глухое эхо прозвучало в ответ, человек тяжело развернулся, вяло, неуверенно ступая, исчез из прихожки, растворившись в глубине квартиры.

Спиртным не разило, не ощущалось и запаха лекарств. Давила затхлость давно не проветриваемого холостяцкого жилища, едкий дух переполненного общего вагона. Его затошнило, он двинулся за хозяином с единственным желанием — поскорее довести начатое до конца и, конечно, распахнуть окно, впустить в помещение свежий воздух. Первая комната, в которой он оказался, тонула в полумраке, свет едва проникал сквозь закрытые шторы на единственном окне. Казачок хотел было их раздвинуть и уже двинулся вперёд, но его остановил всё тот же глухой неживой голос:

— Не надо. Я включу лампу.

Действительно, раздался щелчок, и засветился глазок ночника над диваном, где и разместилась громоздкая фигура.

Хозяин безмолвствовал, не спрашивая ничего, не приглашая сесть, не объясняя причин недружелюбного приёма. Казалось, он ждал объяснений от гостя. Его нисколько не удивило посещение человека с неординарным удостоверением. «Он сильно болен», — ещё раз отметил для себя Казачок и огляделся. Комната не была маленькой, но в тесную она превратилась благодаря своим владельцам. Кроме огромного, почти во всю стену дивана, в середине стоял большой круглый стол; но это ещё не всё: у окна высился другой стол квадратной формы, где горками громоздились книжки и прочая масса мелких предметов, среди которых наиболее различимой была настольная лампа. Видимо, это был рабочий стол хозяина, где он занимался после института. Вдоль стен до самого потолка выстроились добротные, крепкие книжные шкафы. Комната имела вторую дверь, которая была приоткрыта, оттуда струился солнечный свет и свежий воздух. Там была жизнь. «Должно быть, комната сына», — решил для себя Казачок.

Пауза затягивалась. Приглашения присесть он так и не дождался, поэтому ещё раз представился:

— Майор областного управления госбезопасности Казачок… — Тарас поискал глазами удобный стул. — Дмитрий Гаврилович, вы здоровы, помощь не требуется?

— Я полагаю, вы не за этим сюда прибыли, — человек на диване пошевелился. — Не меня спасать…

Тарас счёл нужным промолчать, нежели дискутировать по поводу причин своего прихода.

— Раз пришли, спрашивайте. Я вполне здоров, чтобы отвечать.

— Я только что от Петрова. Был на кафедре. Иван Максимович рассказал, что у вас сын пропал?

В комнате опять повисла пауза.

— С каких пор мальчишками стал интересоваться Комитет безопасности страны?

Казачок ждал завершения фразы, но Шальнов закашлялся, захрипел, задёргался всем своим громоздким телом на диване так, что тот жалобно заскрипел.

— Мой сын что-то совершил противозаконное? — наконец донеслось с дивана.

— Не думаю, — Тарас всё же сел на стул, выбрав один из стоящих близ круглого стола. — Мне о вашем сыне ничего предосудительного неизвестно. Скорее, наоборот. Петров характеризует его способным студентом. Он сказал, что ваш сын перестал посещать занятия в институте… А вы сами были у декана, разыскивали его…

Тарас остановился, вгляделся в человека на диване, но ничего, кроме тёмной непроницаемой маски вместо лица, различить не смог.

— Дмитрий Гаврилович, вы меня извините, но позвольте я открою вот эту дверь. Воздуха не хватает, дышать нечем. Да и вам лучше будет. Вы, если что, прикройтесь чем-нибудь. Одеялом, что ли? Уж больно душно здесь у вас.

Тарас, пока всё это говорил, встал, схватился за спасительную дверь в комнату сына Шальнова. Дышать действительно было трудно в густом застое спрессованной затхлости. Он распахнул дверь, не дождавшись ответа.

В комнату вместе с дневным светом ворвалась волна свежести. Тарас шумно с облегчением вздохнул. Удивительно, но на диване его выходка протестов не вызвала. Даже, наоборот, Тарасу показалось, что и там настроение как будто изменилось.

— Зачем же он вам понадобился? — вопрос прозвучал настойчиво и даже требовательно.

Таким тоном Шальнов-старший, видимо, разговаривал со студентами. Строгий дядька, невольно зауважал его Казачок, гоняет, наверное, пацанов почем зря. У такого зачёт на халяву не сдашь. Хотя, строгость для таких наук, которые он преподаёт, необходима, это не география какая-нибудь или ботаника. История коммунистической партии!

Тарас свободнее уселся за круглый стол, вглядываясь в окружающее с возрастающим интересом. При ярком дневном свете мерзопакость ощущений исчезла, предметы и вещи обрели свои очертания и ясность, даже лицо Шальнова-старшего перестало внушать тревогу. Да, оно было необычайно бледно, безрадостно, но это было лицо нормального, сильно состарившегося человека. Лоб, щёки, рот, шея — всё разрисовано, исчерчено морщинами, но откуда взяться красоте при таком возрасте? Шальнов-старший изучал гостя внимательно и настороженно. Он ждал ответа, а не дождавшись, спросил снова:

— Вам что-нибудь известно об Антоне?

— Сколько дней его уже нет? — Тарас не любил вопросов, ему нравилось самому их задавать, профессия — не попрёшь.

— Третья неделя пошла.

— У вас есть какие-нибудь предположения?

— Не знаю… Не склонен гадать… Не думал…

— Как так? Ваш сын пропал, а вы?

— Нет. Я, конечно, имел предположения. Поделился ими с Иваном Максимовичем…

Дверь затворилась. Видимо, самопроизвольно, тут же ослаб ветерок. Тарас встрепенулся.

— Я с вашего разрешения? — он встал и направился к двери.

— Да, да. Вы пройдите в комнату Антона. Там окно. Откройте его и закрепите как следует. А то так и будет болтаться… — Шальнов-старший попытался приподняться с дивана, но махнул рукой.