Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шану отыскал соответствующую страницу в путеводителе: «Букингемский дворец с 1837 года является официальной резиденцией британских монархов. Поначалу был построен как особняк, и в начале восемнадцатого века им владели герцоги Букингемские».
Шану опустил путеводитель и оценивающе смотрел на открывшийся вид. Шахана и Биби рядом с Назнин, Шахана повернулась к дворцу спиной. Она хочет проколоть дырочку в губе. По последней моде. До дырочки в губе мечтала о татуировке. С подобными просьбами она не обращается к отцу. Адресует их матери в доказательство, что ее нельзя «забрать домой». К заявлению о сережке в губе присовокупила: «Это мое тело», словно это что-то решает. Назнин улыбнулась в ответ и получила пинок за то, что не сможет ей помочь.
— Королева Виктория приказала пристроить четвертое крыло с детскими комнатами и двумя спальнями для гостей. Мраморную арку перенесли в Гайд-парк, в северо-восточный его угол.
Шану снял бейсболку и вытер пот. Увидел, что дочь прислонилась к ограде.
— Шахана, посмотри. Посмотри, какое красивое здание.
На дворец посмотрела Назнин.
— О, да, — сказала она, — как мудро поступил ваш отец, что привел нас сюда. Какой прекрасный выбор.
Кое-где на окнах занавески, совсем как на окнах у них в квартале. Назнин хотелось спрашивать Шану, чтобы он отвечал на вопросы. Но в голову лезут сплошные глупости. Сколько у них уборщиц? Сколько времени уходит на то, чтобы сменить постели во всех комнатах? Как в этом здании семья общается друг с другом? Наконец она спросила:
— Какая здесь самая большая комната и для чего она используется?
Шану был польщен.
— «Бальная зала — сто двадцать два фута в длину, шестьдесят футов в ширину и сорок пять футов в высоту. Когда ее только построили, она была самой большой комнатой в Лондоне. Использовалась по самому разному назначению». Понимаешь, королева должна развлекать много людей. Это одна из ее государственных обязанностей. В Британии многие известны тем, что они присутствовали в то или иное время на чаепитии у королевы. Так она и завоевывает любовь и преданность своих подданных.
Назнин задавала еще вопросы. Шану отвечал обстоятельно, заглядывал в книгу, строил гипотезы. Биби не спускала глаз с дворца, словно пыталась его выучить. Она хватала косички, когда Шану упоминал какие-нибудь невероятные факты или цифры, и вставала на цыпочки, чтобы понять их. Шахана переминалась с ноги на ногу и смотрела вокруг. Ей не хотелось стоять на солнце.
— Я почернею, — ныла она рядом с Назнин, — ты мне хоть бы крем купила от загара.
— Тише, отец рассказывает.
— Когда он соизволит замолчать, дай мне знать.
Шану перечислял сокровища и произведения искусства во дворце. Экскурсовод, который говорил на непонятном Назнин языке, стал с группой неподалеку от Шану. Оба они заговорили громче.
Назнин хлопнула в ладоши:
— Какой у нас сегодня чудесный выходной, правда, девочки?
— Да.
— Да.
— Пошли, — сказал Шану, — давайте отойдем в сторону и посмотрим на дворец под другим углом. И чтобы на фотографиях он был лучше виден.
Он достал бутылку с водой и отхлебнул из нее. Предложил бутылку Шахане, но она сделала вид, что не заметила.
Через двести ярдов им встретилась тележка с горячим арахисом в карамели. Назнин, осуществляя запланированное с утра веселье, оживилась:
— Ммм. — И погладила себя по животу. — Как вкусно пахнет. Купишь?
Шану похлопал по кошельку на поясе:
— Угощения я тоже продумал.
Они сели на ступеньки напротив входа в парк и принялись за орехи в бумажных пакетиках, вдыхая запах жженого сахара. Назнин ела, смеялась, разговаривала и задавала сотни вопросов. Через несколько минут Шану начал на них отвечать, Назнин снова засмеялась, Шану замолчал и посмотрел на жену, склонив голову набок.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Может, это у тебя от солнца?
Назнин вспыхнула и снова засмеялась. Слишком много она смеется, но, однажды начав, уже не так просто остановиться.
— Нет, нет. Со мной все очень хорошо.
И икнула, и снова расхохоталась. Схватилась за живот, который уже болел от смеха. Шахана улыбнулась, потом захихикала. Легонько стукнула мать по голени носком своей кроссовки:
— Хватит, ма.
И тоже начала смеяться. Биби расхохоталась, сначала без видимого веселья, потом с более серьезными симптомами. Навернулись слезы, тельце затряслось. Шахана показала на сестру, обе взвизгнули, глянув друг на дружку, и сделали свой первый и единственный оборот на карусели смеха.
— Ну что ж, — сказал Шану. — Его распирало от гордости за отлично организованный день. — Как же нам весело.
Они перешли на другую сторону аллеи и пошли обратно к Букингемскому дворцу. Девочки шли впереди, каждая с пакетом в руках, не отпуская друг друга.
— Это зрелище самое прекрасное из всех достопримечательностей, — сказал Шану Назнин, она споткнулась и схватила его за руку.
Они вернулись к дворцу, потому что Шану хотел испробовать фотоаппарат и сделать общий кадр. Должно получиться, объяснил он, если подойти к дворцу достаточно близко и следить, чтобы в видоискателе помещалось все. И завозился с маленьким картонным фотоаппаратом.
— Он одноразовый, — сказала Шахана, — чего с ним возиться?
Шану закончил с первым фотоаппаратом, и веселье закончилось. Начал искать второй, заявил, что его украли. Предложил обратиться к гвардейцам, стоявшим в низеньких черных коробках во внешнем дворе дворца.
— У них ведь есть ружья, пусть пристрелят этого подонка.
Назнин предложила выложить все, что у него в карманах.
— Господи, — сказал он, — ведь я же не ребенок.
Шану опорожнил все карманы, нашел фотоаппарат и велел девочкам приготовиться к снимку.
Девочки послушно заулыбались и успели столько раз сменить позы, наклонить головы в разные стороны, что, когда наконец из кадра ушли все люди и когда наконец Шану понравилось то, как они стоят, даже Биби была не в силах улыбаться.
— Улыбайтесь, — приказал Шану, и тут кто-то вошел в кадр, — О господи. Почему у вас такие несчастные лица?
Настала очередь Назнин фотографироваться с дочками.
— Если весело улыбнешься, — прошептала она Шахане, — куплю тебе те сережки.
— Те висячие?
— Да.
— Те длинные висячие?
— До колен. Улыбайся.
Шану в кадре вместе с дочками. Назнин держит палец на спуске. Этот снимок, наверное, будет поставлен на кухне, на столе возле кафельной стены, он постепенно будет покрываться тонким слоем жира с куркумой из кастрюль. На снимке запечатлен человек в возрасте: длинные красные шорты поверх жилистых голеней, белая футболка обтягивает несуразный живот. Он приобнял двух маленьких девочек в салвар камизах. Слева, подняв руку и защищая лицо от солнца, девочка постарше: о начале подросткового возраста говорят прыщи вокруг подбородка и впечатление (загадочным образом отразившееся на снимке), что от смущения она поджала пальцы на ногах. Она в зеленом, выбрала самый темный оттенок, почти черный, волосы ее распущены и свободно лежат на плечах. Через несколько лет Назнин никак не могла вспомнить, что за черное пятно у дочери на лице — либо царапина на пленке, либо прядь волос во рту. Под вторым крылом у человека маленькая девочка с приклеенными к бокам руками. Она смотрит на мужчину снизу вверх и улыбается так, словно ей тычут ножом в спину. На ней красивый розовый камиз, шарфик волочится по земле. Мужчина улыбается прямо в объектив, его вместительные щеки излучают радость. Глаза спрятаны за темными очками.