– Не бойся, я не трону тебя… – голос дрожит от возбуждения. – Пока ты сама того не попросишь. А ты попросишь, Ия. Потому что единственный мужчина, который будет рядом с тобой, это я. Больше никаких братьев, никаких Варламовых, никого. Только я и ты, – он приседает рядом, берет мое лицо в свои ладони. Оскар расплывается перед глазами, а в легких так мало воздуха. Я хватаю его ртом, но ничего не выходит.

Он хмурится.

– Прости, милая. Я не хотел делать тебе больно, до последнего не хотел. Но он заставил, слышишь? Заставил меня, – он кривится и вдруг начинает рычать, слово злится. Я не пойму, про кого он говорит. Его слова кажутся мне бредом. И от этого еще страшней.

– Кто заставил?

– Он упертый, тварь, – рычит сквозь зубы. – Я же хотел по—хорошему все, я же для тебя старался, маленькая моя… А он уперся, что бы я ни делал! И убить его я не мог, потому что знает только он… все это только он знает…

Оскар тараторит так быстро, его речь словно бред сумасшедшего. Я не знаю, как правильно себя вести, не знаю, что отвечать, дабы не разозлить еще больше. Он замолкает и смотрит так, словно ему нужен ответ.

– Я не пойму, о чем… – по щекам слезы.

Он вдруг выпрямляется.

– Идем, – хватает меня за руку и утягивает вглубь дома.

Мы проходим по темному коридору и комнаты через три он, наконец, останавливается перед закрытой дверью. От вида этой двери у меня мороз по коже. Деревянная, выкрашенная в белый цвет. Вся ее поверхность исполосована железными стяжками, на которых висят огромные амбарные замки. Их тут целых пять.

Я смотрю на то, как неспешно он, открывает замок за замком и с каждым щелчком ключа, мне становится все хуже. Что может прятать этот монстр за потайной дверью? Зачем закрывать ее на столько замков? И если Оскар собирается показать мне свою тайну, значит, он уже не выпустит меня…

Я вздрагиваю, когда падает на пол последний замок и дверь открывается.

– Только знай, что я делал это для нас. Все делал для нас, поняла?

У меня нет сил даже кивнуть в ответ. Страх поработил, сковал каждый миллиметр сознания. И когда он делает шаг в темноту и тянет меня следом, мне кажется, что я умерла.

Оскар шарит по стене и включает свет. Он тусклый, исходящий всего из одной лампочки на стене. Все шторы задернуты и заклеены темной бумагой. Здесь стоит ужасный запах. Запах спертости и гниения. Я делаю шаг, и когда Оскар отступает в сторону, вижу что на кровати, заваленной тряпками, кто—то лежит. То ли мужчина, то ли женщина. Я не могу разобрать, потому что этот человек выглядит очень плохо. У него растрепанные волосы и бледное, ссохшееся лицо. Словно живая мумия. Я было подумала, будто этот человек уже мертв, но пальцы его рук вдруг зашевелились, а из его рта прозвучал глухой стон.

– Кто это? – срывается шепот, и я делаю шаг вперед. А когда подхожу к кровати и смотрю в лицо несчастного, то мне становится плохо. Я знаю его. Мое сердце знает, в то время как глаза отказываются верить. Не признают в этом иссохшем, изможденном человеке моего некогда сильного и огромного брата.

– Глеб! – с губ рвется вой, а ноги подкашиваются, и я падаю на пол.

Срываю грязную тряпку, некогда бывшую одеялом, и к горлу подкатывает тошнота. Его рука вся в шрамах от уколов. Она синюшно—багрового оттенка, а на окровавленном запястье железный наручник, который пристегнут к цепи, приковывающей его к бетонному полу.

От него идет ужасный запах. Его лицо все в старых ранах, на шее, даже присох грязный бинт к порезу. Порез глубокий, местами загноившийся.

– Что ты с ним сделал? – меня трясет. По щекам слезы льют. Я пытаюсь приподнять Глеба, он открывает глаза, смотрит на меня так, словно и не узнает вовсе. Его ярко—голубые глаза скользят по мне, а потом снова закрываются.

– Ты думаешь, я виноват? Думаешь, я хотел сделать это? – раздается за спиной голос Оскара. Он подходит ко мне, а я оборачиваюсь к нему лицом, закрывая собой Глеба.

В его руках пистолет, и он пугает меня. Оскар опускает взгляд на свои руки и словно только сейчас понимает, что в них оружие.

– Не бойся, ладно? – поднимает ладони вверх. – Я не обижу тебя, не обижу.

Ставит пистолет на предохранитель и убирает его за пояс. А потом делает шаг, приближаясь ко мне вплотную. А я шелохнуться боюсь. Изо всех сил сжимаю руку Глеба.

– Ты… это был ты… Всегда ты, – до меня словно только сейчас доходит весь ужас произошедшего. Все это время пока я жила под крышей его дома, он держал тут Глеба и издевался над ним.

– Рома рассказал про наш план? – на его губах улыбка. Меня тошнит.

– Этот идиот никогда не мог быть сильным и стоять за своих. Другое дело, Глеб, – он заглядывает мне за спину. – Этот упрямый идиот столько дней терпит и не говорит ведь. Не признается… – смеется, потирая лицо.

А я ненавижу его. Ненавижу настолько, что попади в мои руки оружие – убью эту мразь без зазрения совести!

– Что тебе нужно от него? Что ты хочешь? Ты и так все забрал! Ты забрал его компанию, ты забрал его жизнь, ты забрал меня! Я наследница, и женившись, ты получишь все. Отпусти его, дай ему жить…

На этих словах пальцы Глеба слегка сжимают мои. Я понимаю, что для него сделать даже это слабое движение невероятно сложно. Но тот факт, что Глеб еще жив, дарит моему израненному сердцу надежду.

– Ты не понимаешь! Не понимаешь ничего! – Оскар кривится, будто я оскорбила его. Он принимается расхаживать по комнате взад и вперед.

– Я влюбился в тебя с первого взгляда! Когда мы с Глебом приехали к тебе, после смерти твоей матери. Ты была напугана, была убита горем! Как только я посмотрел в твои грустные глаза, понял, что это навсегда. Но Глеб не подпускал меня к тебе. Он всегда относился ко мне с презрением, с высокомерием. М*дак! А я всегда делал за него всю грязную работу! Когда я узнал про план Ромы и Давида посадить Глеба за убийство Потапа Неймана, решил все переиграть. Я предложил Роме более удобный вариант. Этот идиот совсем не знал дел Глеба, он купился на мое предложение оформить на него компанию в России. Все придумал я, каждую деталь разработал.