litbaza книги онлайнИсторическая прозаНаталья Гончарова - Вадим Старк

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 165
Перейти на страницу:

Тема с перлюстрированным письмом будет закрыта Пушкиным в письме от 11 июня: «На того я престал сердиться; потому что, toute réflexion faite[90], не он виноват в свинстве его окружающем. А живя в нужнике, по неволе привыкнешь к г…у, и вонь его тебе не будет противна, даром что gentleman».

О содержании писем жены Пушкина нам приходится судить по его ответам. Так, 27 июня он удовлетворяет ее любопытство: «Буду отвечать тебе по пунктам. Когда я представлялся в. кн., дежурная была не С., а моя прищипленная кузинка Чичерина, до которой я не охотник, да хотя бы и С. была в карауле. Так уж если влюбляться… Эх, женка! почта мешает, а то бы я наврал тебе с три короба. Я писал тебе, что я от фрака отвык, а ты меня ловишь во лжи как в petite misère ouverte (термин игры в бостон. — В. С.), доказывая, что я видел и того и другого, следственно в свете бываю; это ничего не доказывает. Главное то, что я привык опять к Дюме и к Английскому клубу; а этим нечего хвастаться».

Дальше Пушкин переводит разговор на своячениц: «Ты пишешь мне, что думаешь выдать Кат. Ник. за Хлюстина, а Алекс. Ник. за Убри: ничему не бывать; оба влюбятся в тебя; ты мешаешь сестрам, потому надобно быть твоим мужем, чтоб ухаживать за другими в твоем присутствии, моя красавица. Хлюстин тебе врет. А ты ему и веришь; откуда берет он, что я к тебе в августе не буду? разве он пьян был от ботвиньи с луком? Меня в П. Б. останавливает одно: залог имения Нижегородского, и даже и Пугачева намерен препоручить Яковлеву, да и дернуть к тебе, мой ангел, на Полотняный Завод».

По поводу издания «Истории Пугачева» Пушкин постоянно сносился со своим лицейским товарищем М. Л. Яковлевым, состоявшим в ту пору директором типографии, в которой она печаталась. Наталья Николаевна в письмах интересовалась и работой мужа над «Историей Петра». Пушкин отвечал: «Ты спрашиваешь меня о Петре? идет помаленьку; скопляю матерьалы — привожу в порядок — и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок».

День Пушкина по давно уже установившемуся порядку начинался с прогулки, затем шли работа до середины дня, обед у Дюме, вечером — редкие визиты и Английский клуб: «Жизнь моя однообразна. Обедаю у Дюме часа в 2, чтоб не встретиться с холостою шайкою. Вечером бываю в клобе». В одном из писем он прямо написал: «Одна мне и есть выгода от отсутствия твоего, что не обязан на балах дремать да жрать мороженое».

Утренние прогулки по пустынному близлежащему Летнему саду заменяли Пушкину любимые деревенские прогулки, с которых он начинал день в Михайловском. Около 5 мая он писал жене: «Летний сад полон. Все гуляют. Гр. Фикельмон звала меня на вечер. Явлюсь в свет в первый раз после твоего отъезда. За Салог. я не ухаживаю, вот-те Христос; и за Смирновой тоже. Смирнова ужасно брюхата, а родит через месяц».

В ответ Пушкин получил очередной упрек от Натальи Николаевны и оттого 11 июня начинает письмо словами: «Нашла на что браниться!., за Летний сад и за Соболевского. Да ведь Летний сад мой огород. Я вставши от сна иду туда в халате и туфлях. После обеда сплю в нем, читаю и пишу. Я в нем дома. А Соболевский? Соболевский сам по себе, а я сам по себе. Он спекуляции творит свои, а я свои. Моя спекуляция удрать к тебе в деревню». Он, в свою очередь, укоряет жену, намеревавшуюся съездить в губернский город: «Что ты мне пишешь о Калуге? Что тебе смотреть на нее? Калуга немного гаже Москвы, которая гораздо гаже Петербурга. Что же тебе там делать? Это тебя сестры баламутят и верно уж твоя любимая. Это на нее весьма похоже. Прошу тебя, мой друг, в Калугу не ездить. Сиди дома, так будет лучше».

В тот же день с приехавшей к нему теткой Пушкин обсудил последнее письмо жены и сделал приписку к своему: «Она просит, чтоб я тебя в Калугу пустил, да ведь ты махнешь и без моего позволения. Ты на это молодец».

Наталья Николаевна действительно отправилась с сестрами в Калугу, так что на две недели оставила Пушкина без вестей: «Что это значит, жена? Вот уж более недели, как я не получаю от тебя писем. Где ты? что ты? В Калуге? в деревне? откликнись. Что так могло тебя занять и развлечь? какие балы? какие победы? уж не больна ли ты? Христос с тобою. Или просто хочешь меня заставить скорее к тебе приехать. Пожалуйста, женка — брось эти военные хитрости, которые не в шутку мучат меня за тысячи верст от тебя».

В письмах к Наталье Николаевне заходит речь об увольнении со службы, особенно после того, как Пушкин убедился, что только хозяйское управление может спасти болдинское имение от окончательного разорения. Около 28 июня он пишет: «Я крепко думаю об отставке. Должно подумать о судьбе наших детей. Имение отца, как я в том удостоверился, расстроено до невозможности и только строгой экономией может еще поправиться. Я могу иметь большие суммы, но мы много и проживаем. Умри я сегодня, что с вами будет? мало утешения в том, что меня похоронят в полосатом кафтане, и еще на тесном Петербургском кладбище, а не в церкви на просторе, как прилично порядочному человеку».

Письмо от 30 июня Пушкин заканчивает словами: «Погоди, в отставку выйду, тогда переписка будет не нужна». При этом Пушкин ни слова не сообщает жене о том, что 25 июня он послал письмо А. X. Бенкендорфу с просьбой об отставке:

«Граф.

Поскольку семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужденным оставить службу. И покорнейше прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне соответствующее разрешение.

В качестве последней милости я просил бы, чтобы дозволение посещать архивы, которые соизволил мне даровать Его Величество, не было взято обратно».

Ответ Бенкендорфа датирован 30 июня:

«Письмо ваше ко мне от 25-го сего июня было мною представлено государю императору в подлиннике. И Его Императорское Величество, не желая ни кого удерживать против воли, повелел мне сообщить г. вице-канцлеру об удовлетворении вашей просьбы, что и будет мною исполнено.

Затем на просьбу вашу, о предоставлении вам и в отставке права посещать государственные архивы для извлечения справок, государь император не изъявил своего соизволения, так как право сие может принадлежать единственно людям, пользующимся особенною доверенностью начальства».

Этому письму был придан совершенно официальный характер: оно написано не на французском языке, как писал Бенкендорфу Пушкин, а на русском, то есть языке официальных документов, и снабжено исходящим номером: «№ 2396». Употребленное в письме выражение о лицах, «пользующихся особенною доверенностью начальства», прямо указывало на то, что Пушкин отныне к таким лицам не относится. Через день в Петергофе, где тогда находился двор, состоялся примечательный разговор между Николаем I и изумленным Жуковским, который, узнав от императора о просьбе Пушкина об отставке, только и мог спросить:

— Нельзя ли как этого поправить?

— Почему ж нельзя? — отвечал Николай I. — Я никогда не удерживаю никого и дам ему отставку. Но в таком случае всё между нами кончено. Он может, однако, еще возвратить письмо свое.

1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 165
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?