– Надо сказать Ариману, – дрожащим голосом говорила девушка. – Если это действительно Вуаль, то у него мало времени… Его накроет. Как Ташу.

– Таша сама этого захотела. И все для этого сделала. – От их мудреного диалога и без того нестабильное сознание Игни грозило чинным шагом вернуться к бреду о мостах. Там и то больше смысла. – Таша сдалась. И давай больше не будем о ней вспоминать. Игни другой. Может, вообще еще не Вуаль.

– Все сходится, – в голосе Идель зазвучали истеричные нотки. – «Сон изнанки» видел его лицо. И эти провалы… Уже второй. Гил, это точно Вуаль. «Сон» его забирает…

– Рано паниковать. Посмотрим, что будет дальше. Но Ариманычу лучше быть в курсе, тут я с тобой согласен.

– Я сам решу, – подал голос Игни. Правда, вышло не так убедительно, как он рассчитывал. Бледненько вышло, откровенно говоря. – И вообще… Вуаль-фигаль… Время идет, а мне еще новые владения дозором обходить.

Из своего положения «лежа на спине» он смог сполна насладиться неуверенной улыбкой Идель, хоть и в перевернутом виде.

– Владения прошарим вместе, – заверил Гил.

Дружище Гил, что бы он без него делал? Так бы и валялся, поди, там, в психушке, причем разделанный на запчасти гигантским топором. В таком виде, что даже под вуалью на люди стыдно было бы показаться.

Вот же, прицепилось…

– Но после этого – сразу к Ариману, – строго добавил Гил прежде, чем уйти в Полупуть.

Игни еще раз оглядел замершую у окна фигуру Идель и закрыл глаза, не заботясь тем, что лежит на полу. Только убедился, что карабин по-прежнему рядом.

Прочее казалось несущественным.

Ее робкое «прости меня» настигло его уже в Полупути.

Яблоки закончились быстро. Воды снова не было. Ни Лена, ни Колька не объявлялись.

Изнанка сделала ход и теперь ждала ответного.

Поначалу Ника твердо решила терпеть до ночи. Мысль о том, чтобы куда-то идти по этому пустому городу, знакомому и чужому одновременно, угнетала сильнее навязчивых мыслей о борще и говяжьих отбивных. То ли дело Полупуть.

Нет здесь ни борща, ни отбивных. Даже в виде отдельных ингредиентов. Потому что местные жители, если они вообще есть, не нуждаются ни в пище, ни в воде. Они мертвые.

Игни… От одного только имени в носу защипало. Так нельзя. Хватит себя изводить. Все равно от этого ничего не изменится.

Ника взобралась на подоконник, уткнулась лбом в прохладное стекло и наблюдала за тем, как оно мутнеет от ее дыхания.

Интересно, сколько сейчас времени? Что день, что утро, что вечер – за окном одна и та же картина. Пустое белое небо. Вовсе не облака. Матовое ватное нечто. Просто в какой-то момент – оп! – где-то наверху гасят свет. Не сказать, что солнце. И не лампочку. Даже не свечу. Просто свет.

Одни сплошные «не». Вся изнанка – глобальное отрицание.

Нигде. Ничего. Нет.

Но где-то здесь есть Игни. И скоро она его увидит. Надо только дождаться ночи. Арсеника знает, что делать. Она найдет его, а потом… Какая разница, что станет с ними потом? Игни не допустит плохого. Он сильный. Он справится. Главное – встретиться. Вместе они обязательно что-нибудь придумают.

От неподвижного сидения на подоконнике Ника еще острее ощутила голод. Покинув свой наблюдательный пункт, она в сотый, должно быть, раз обыскала пустые шкафы и кухонные ящики приютившего ее дома. Как и следовало ожидать – ничего нового. Сунув руку во внутренний карман куртки, она вытащила свернутую тетрадь со стихами Арсеники. Некоторое время задумчиво разглядывала потрепанные листы. В голову пришла дикая мысль, что в крайнем случае можно попробовать сжевать бумагу… в войну, наверное, и не такое ели.

Фу. Вот же глупость.

Прихватив пустую банку, в которой Лена приносила воду, она выскочила на улицу.

Надо же, снег пошел. Редкие белые хлопья. Но по-прежнему тепло. Ника запрокинула голову и попыталась поймать снежинки губами. Но местный снег не был водой. Снежинки не касались лица, не ложились на волосы и, кажется, не достигали земли. Они исчезали без остатка гораздо раньше. Галлюцинация. Иллюзия. Изнанка зимы – просто потому, что на лицевой стороне она тоже есть.

А в остальном – ничего страшного. Ну, безлюдно. Ну, дома. Немногочисленные – лишь те, что были снесены в самом городе. Некоторые совсем уж странные, словно создания безумного архитектора, у которого все в голове перемешалось. Изба, вокруг – еще одна такая же, только понаряднее. Или гараж, из крыши которого прорастает второй этаж барака вроде Никиного там, на лицевой стороне. Это, наверное, те постройки, которые были возведены на месте старых и тоже ушли на изнанку, догадалась Ника. А в городе, к гадалке не ходи, пустырь или обугленный остов… Не такая уж редкая картина.

Она крутила головой по сторонам и брела в том направлении, где, по ее мнению, должна была находиться река. Шла и смотрела на свой же, только старый город. И правда, путешествие в прошлое, не так уж сильно Колька ошибался. Довольно невеселое, к слову, прошлое. На этом месте потом окажется Сенная площадь? С ее громадным перекрестком, трамваями, высотками, автобусами и пробками? Уму непостижимо. Поросший бурьяном пустырь. Еще пара домов на другой стороне улицы – Ника их помнила. Там, в городе, они слепо взирали с обочины бельмами заколоченных фанерой окон. Посреди всеобщего запустения нелепыми громадинами возвышались два трамплина, словно только что сданные в эксплуатацию. Только что – это году эдак в тысяча девятьсот шестидесятом…

К реке, как и на лицевой стороне, вела дорога с довольно сильным уклоном. Начиналась сразу за домами и вилась вдоль оврага – все вниз и вниз. Здесь почти ничего не отличалось от привычного оригинала, за исключением того, что отсутствовал монастырь.

Хорошо, что река никуда не делась. Вода и деревья… Те же, что и в городе. Прорастают сквозь лицевую сторону до самой изнанки? Все видят, все знают.

Тоска накатывала тем сильнее, чем тщательней Ника загоняла ее внутрь с самого начала.

Дом. Мама. Река. Эти деревья. Игни. Игни…

Она поморгала, потерла глаза ладонью. Усилием воли отогнала мысль о том, что если бумага не пойдет, то можно попробовать на вкус траву и кору деревьев. Поудобней перехватила банку и решительно направилась к кромке воды. Подошвы ботинок увязали во влажном песке. Сверху сюрреалистично опускался снег – будто перышки, выбившиеся из огромной перины чужого неба.

Ника присела на корточки и зачерпнула воду ладонью. Вода оказалась противно теплой и попахивала покойниками. Чудное сравнение, особенно с учетом того, что покойников она в жизни не нюхала. И вообще, нечего себя накручивать. Вода как вода.

Ника протянула руку за банкой, которую поставила у ног, и не обнаружила ее на прежнем месте.

При мысли, что придется возвращаться ни с чем, внутри все оборвалось.