– Конвоир Ригерт, как ты считаешь, сколько еще мы сможем сдерживать наплыв «снов»?

– Сколько надо, – буркнул тот, внимательно разглядывая собственные ногти.

– Оптимист. Это хорошо… Все дело в том, что нашей новой знакомой не так уж долго осталось существовать с двумя душами, – пояснил он вроде бы и Эшу, хотя сам искоса наблюдал за реакцией Арсеники. – Изнанка сама позаботится о равновесии. Сегодня альтерант продержится в нашей компании, скажем, до рассвета. Завтра – до полудня. А послезавтра все мы забудем о том, что здесь был кто-то живой. И приобретем в своих рядах потенциального соратника. Вернее, соратницу. Согласен ее учить?

Арсеника с трудом понимала смысл сказанного. Сначала до рассвета, потом до полудня… а потом… Ники попросту не станет? Куда же она денется?

– Мне кажется, Гил справится с обучением лучше. Я не умею объяснять, – ухмыльнулся Эш.

– Это неважно. У тебя будет очень прилежная ученица.

Тот скривился, но возражать не посмел.

– Значит, решено, – заключил Ариман, хотя от него явно не укрылась красноречивая гримаса подчиненного. А дальше он сказал то, что заставило Арсенику всю обратиться в слух: – Признаться, я очень рассчитывал на Ландера. Сильный был парень. Готовый конвоир. Перспективный, отчаянный… Редкая удача. Жаль, что с ним так вышло, очень жаль. А главное, до обидного нелепо… Ну, да чего теперь.

Он потом спрашивал ее о чем-то, но в мыслях Арсеники взметнулось и теперь медленно оседало колючее крошево ошарашивших слов: «был», «жаль», «нелепо»…

– А что с тем, другим? Окончательно сбрендил? – вполголоса интересовался Ариман у Эша.

– Ага, шляется по изнанке и бормочет всякую чушь. Совсем никакой. Проживет до первой встречи со «сном».

– Все равно, присматривайте за ним. И за ней тоже. Чтобы не сбежала через Полупуть.

Арсеника не вслушивалась и не пыталась понять, о ком идет речь. Самое главное она уже узнала.

Ариман бесшумно вышел. Эш выбрался из кресла. Подошел к окну, потянулся до хруста.

– Там присматривайте, тут присматривайте… и не забывайте сдерживать наплыв «снов». – Повернувшись к Арсенике, он взлохматил себе волосы. Те, которые имелись на одной половине головы. – Вот и как здесь можно работать? Может быть, ты знаешь?

– Отстань от человека.

Это уже Идель. От их постоянных появлений из Полупути и исчезновений в нем у Арсеники начинала кружиться голова.

– Да запросто, – согласился Эш. – Наслаждайся.

Несмотря на полное отсутствие к тому предпосылок, общество Идель устраивало ее гораздо больше, чем компания любого из остальных.

Девушка-конвоир явилась не с пустыми руками. Поставила на круглый столик рядом с Арсеникой тарелку с чем-то белым и комковатым. И стакан воды. Все той же, речной. Вонючей и мутной.

– Две души в одном теле – наверное, не очень, да?

Арсеника только плечами пожала. Сравнивать ей было не с чем.

– Ты ешь, – кивнула на тарелку Идель. – Иначе свалишься. Рыбу пришлось из того дома забрать. Готовлю я так себе – отвыкла – но ничего другого здесь все равно нет.

И то верно. В отличие от Ники, Арсеника была вообще не привередлива в еде. Снова Гоша – не сырой, а как минимум вареный. Несоленая, зато горячая гадость. Она могла бы не есть вовсе, но сделала это ради Ники. Неплохая, вроде бы, девчонка попалась.

– Скажи, зачем ты пошла на изнанку? Могла бы еще жить и жить.

Идель первой не выдержала молчания. Говорила так, словно просто поддерживала дружескую беседу. Но мало ли. На всякий случай Арсеника решила беречь тайну своей первой души столько, сколько сможет.

– Так получилось.

– А мы тут из-за тебя с ума сходим. Полгорода прочесали, пока нашли. Я и в том доме случайно оказалась. Это вообще-то район Эша. А я в своем уже закончила и просто шаталась, надеялась побыть в одиночестве… Вдруг ты. Повезло.

– И много вас таких? – поинтересовалась Арсеника словно бы невзначай, а сама между тем налегала на еду. – Слушай, ничего так. Вкусно.

– Да ладно, – недоверчиво сказала Идель, но, тем не менее, улыбнулась. Было заметно, что похвала ей приятна. – Нас трое. И Ариман. Но у него… немного другие задачи.

Трое. И всех она видела. Всех, кроме Игни.

– Негусто. – Арсеника постаралась, чтобы это прозвучало сочувственно. Ладно, была не была. Наивное любопытство еще никто не отменял: – Ариман говорил про какого-то Ландера. Он что, умер?

Фарфорово-бледный лоб Идель заблестел капельками пота.

Арсеника даже дышать перестала.

Давай. Скажи мне.

– Не совсем так.

Можно ли считать этот ответ хорошей новостью?

– Я-то думала, на изнанке не умирают. Куда уж дальше, – заметила она, надеясь, что вполне непринужденно.

– Это не смерть. Что-то вроде глубокого сна. На лицевой стороне подобное называется сопор. Не удивляйся, я еще успела в медучилище поучиться, до того, как… Хм. Короче, помню.

Идель отвернулась и уставилась в стену. Арсеника рассматривала белую половину ее волос почти с ненавистью.

– Болезнь, – прибавила Идель после непродолжительного молчания. – Мы называем это Вуаль. И прячем лицо, когда встречаемся со «снами изнанки», потому что иначе они могут запомнить тебя, разыскать и утащить в свои воспоминания. И ты никогда не вернешься.

– Это и произошло с Игни?

Вот что она за идиотка! Взяла и одним махом перечеркнула всю свою предыдущую конспирацию.

Идель поменялась в лице. Сжала губы, прищурилась, и Арсеника вдруг вспомнила и заново поверила в то, что девушка-конвоир действительно опасна.

– Откуда ты знаешь его имя?

Арсеника отставила пустую тарелку, залпом выпила воду.

– Наверное, Ариман сказал.

– Вранье. Ариман никогда его так не называл.

– Значит, Эш.

– Эш тем более.

До чего у них все сложно.

Арсеника медлила.

Все приходившие на ум ответы казались детским лепетом.

Вопреки кукольной внешности, Идель оказалась совсем не глупой. Сама докопалась до истины.

– Так это из-за него ты здесь!

«Срочно отмазывайся!» – завопил здравый смысл Арсеники, но был сейчас же придушен.

– Ты идешь за Игни, верно? Думаешь, что сможешь его вернуть?

Допытывается, а у самой в глазах… Нет, не любопытство вовсе, нечто иное. То, что Арсеника могла бы назвать саморазрушением. Если бы к этому стремилась.

– Я тебя понимаю, – продолжала Идель. – Я бы тоже за ним пошла.

Так дети раз за разом сдирают с «болячки» подсохшую корочку, зная, что снова пойдет кровь. Но руки тянутся сами. И больно, и нельзя, но невозможно удержаться…