Из авто вышел стройный мужчина в костюме антрацитового цвета. Маленький серебряный наперсный крест сверкал на его груди. Хуан тотчас же узнал знаменитого «дона Георгио» – личного секретаря папы и официального посланника Ватикана.

Кусая внутреннюю поверхность щек, Хуан расширенными, блестящими глазами смотрел сквозь кардинала, словно тот был стеклянным. Следом за Георгом Генсвайном шла Инесс.

«Моя девочка…»

Он попытался расслабиться, но напрягшееся от гнева тело отказывалось повиноваться его воле. Самое важное в мире – это плоть от его плоти, Инесс, которая предала его и которой он все простил заранее. Однако нельзя было обнаруживать свою слабость перед кардиналом, которого он не выносил.

– Добро пожаловать в «Opus», монсеньор, – выдавил он, когда Георг Генсвайн оказался во дворе.

Инесс остановилась на середине моста. Ей не удавалось заставить себя шагнуть в это логово, куда отец призывал ее всей душой. В логово, где находился Михаэль, которого она страстно желала. Сам пленник испытывал горячее желание броситься ей навстречу и крепко ее обнять.

Георг Генсвайн не ответил на любезные слова Хуана. Он презирал членов «Opus Dei», которые попортили ему много крови в его бытность советником архиепископа города Фрайбург-им-Брайсгау. Голос Генсвайна эхом прокатился вдоль высоких стен замка:

– Мы не станем вести дискуссий по поводу освобождения этого человека, господин Кальдерон.

– А разве у меня есть выбор? Кто может противиться воле его святейшества Бенедикта XVI?

– Отдайте мне брата Михаэля.

– Неужели он настолько вам дорог, что вы приехали за ним лично, монсеньор?

– Он дорог святейшему отцу.

– А если я откажусь освободить его?

– Мы поставим «Opus» на колени своими методами.

– Если вы желаете нас ослабить, то знайте – у вас ничего не выйдет.

– Дни мятежных орденов сочтены.

– Ватиканом правят утописты.

– Побойтесь гнева Господня!

– Господь на нашей стороне.

– Законы «Дела» оторвали вас от реальности, – сказал вспыльчивый секретарь папы, подходя к Михаэлю. – Я увожу его с собой, и тот, кто осмелится мне помешать, будет отлучен от церкви!

Губы Хуана растянулись в ироничной улыбке, но мгновение спустя сложились в прежнюю горькую гримасу.

– Ты свободен, – сказал он Михаэлю.

Он обошел Генсвайна и своего недавнего пленника и твердым шагом направился к Инесс.

– Ты победила, – сказал он, останавливаясь перед дочерью. Она посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляд, который теперь вместо ненависти излучал любовь.

– Никогда не ищи со мной встреч, – сказала она.

– Я буду до последнего вздоха оберегать тебя от твоих демонов.

Подошли Михаэль и Георг. Сестра Инесс задрожала от волнения. Она отвернулась от отца, пытаясь справиться со жгучим желанием броситься к любимому мужчине.

Михаэль и Инесс сохраняли дистанцию. Время любви скоро придет…

Катера и глиссеры скользили по Черному морю. Этому балету не было конца. Вздымаемые судами волны докатывались до Трабзона, волнуя спокойные глубокие воды. Семьдесят пять из них везли в Турцию или увозили домой сотни россиян, украинцев и грузин, тративших в среднем шестнадцать тысяч евро ежедневно на товары местных производителей, которые впоследствии перепродавали в своих странах. Процветание Трабзона зависело именно от них.

Инесс и Михаэля сюда доставило судно, курсирующее между Трабзоном и грузинским городом Сухуми. У обоих было тяжело на сердце. Восемь месяцев прошло со дня той встречи в замке Ангелов. И эти восемь месяцев они в составе специального комитета, насчитывавшего шестнадцать членов, во главе с кардиналом Агостино Валлини, трудились ради сближение ОБС и Святого престола. Принимая во внимание трагические события, сотрясавшие христианский мир, отец Иероним согласился сотрудничать с Бенедиктом XVI.

Инесс и Михаэль, даже если бы и хотели, не смогли бы забыть имена, а порой и лица мужчин, женщин и детей, убитых членами «Легиона» и других орденов за то, что они отказывались принять правду. Сто семнадцать человек, чья ДНК была близка к ДНК Христа и Марии Магдалины. Папа потребовал, чтобы «Легион» прекратил эту резню, но ответа не последовало. Тень, который стал новым духовным гидом армии из двухсот тысяч фанатиков, финансируемой крупными промышленными группами, а также американскими и русскими миллиардерами-интегристами, не выходил на связь. Никто не знал, где он прячется. Деньги со швейцарских счетов были сняты, содержимое сейфов исчезло.

Все это время «Opus», ко всеобщему удивлению, сохранял нейтралитет. Из отчетов секретных служб Ватикана и иезуитов следовало, что «Дело» защищает людей, в чьих жилах течет святая кровь.

Перед глазами Инесс то и дело возникали фотографии двоих детей, сожженных заживо в родном доме. Родителей их нашли повешенными в гараже. Ей показали эти ужасные фотографии перед отъездом. Эта семья жила в предместье Трабзона. К счастью, убили не всех. Благодаря вмешательству турков, завербованных иезуитами на Кавказе, в живых остался мальчик. Было решено под охраной вывезти его из Турции. Инесс, как и множество других агентов, которых Ватикан и орден Божественного спасения отправили в двадцать стран мира, была готова отдать за этого ребенка жизнь.

Михаэль был настороже. Этот город не казался ему чужим. Трабзон во многом напоминал ему Панама-Сити. В порту копошилась разномастная толпа, сотканная из представителей разных национальностей и культур: грузчики, сгорбленные и тянущие на плечах огромные тюки; обремененные ребятней женщины в платках; крестьяне, беженцы с Кавказа, моряки, молодые и не наглые проститутки-грузинки, служащие в униформе, военные патрули… Эта зона находилась под постоянным наблюдением: ультра-националисты и курдские экстремисты не раз нарушали здесь спокойствие.

– Trabzon hotels! Trabzon shoes! Trabzon gold exchange! Trabzon taxi![40]

Трабзоном торговали повсюду. Со всех сторона к Инесс и Михаэлю сбегались зазывалы, но, натолкнувшись на холодный взгляд, поворачивали обратно. Они не были похожи на супружескую пару, приехавшую с севера. Жены северян обычно были крашеными блондинками, закутанными в кожу и меха и увешанными золотыми украшениями.

– Смотри, вон пиццерия, – сказал Михаэль.

Связной ожидал их в заведении, стены которого были выкрашены в красный и зеленый цвета. Большой портрет Ататюрка стоял в окне за стеклом. Встреча была назначена на одиннадцать. Часы показывали десять пятьдесят. Однако им даже не пришлось входить в ресторанчик.

– Здравствуйте. – Какой-то человек поприветствовал их по-английски.