— Перепел? Кажется, Среброносый называл так Мортимера?

О Господи, а он и забыл на миг о незваных гостях.

— Пошли вон! — заорал он. — Вон из моей комнаты! Вон из моей повести! Сюда и так теперь является кто ни попадя.

Но бесстыжая тетка уселась на стул перед его письменным столом, скрестила руки на груди и так прочно уперлась ступнями в пол, словно собралась пустить здесь корни.

— Ну уж нет! — заявила она. — Я хочу услышать, что тут произошло. От начала и до конца.

Час от часу не легче. Что за невезучий день — и ведь он еще не кончился.

— Фенолио! — В дверях появилась заплаканная Деспина. Увидев незнакомых людей, она невольно отступила на шаг, но Фенолио взял мальппку за руку.

— Минерва говорит, ты хотела послушать про Перепела?

Деспина застенчиво кивнула, не сводя глаз с гостей.

— Вот и отлично! — Фенолио сел на кровать и посадил девочку к себе на колени. — Мои гости тоже хотят про него узнать. Давай вместе расскажем им всю историю.

Деспина кивнула:

— Как он перехитрил Змееглава и вернул Огненного Танцора из царства мертвых?

— Да, — подтвердил Фенолио. — А потом вместе подумаем, что должно теперь произойти. Поведем нить истории дальше. Я ведь Чернильный Шелкопряд, правда?

Деспина опять кивнула и посмотрела на него с такой надеждой, что у старика отчаянно защемило сердце. "Шелкопряд, у которого кончился шелк", — подумал он. Неправда, шелк-то есть, сколько угодно, но он разучился превращать его в ткань…

Сеньора Лоредан вдруг притихла и уставилась на него так же доверчиво, как Деспина. Совоглазый тоже замер в ожидании.

И только Розенкварц повернулся спиной и принялся усердно размешивать чернила, словно желая напомнить, как давно его хозяин к ним не прикасался.

— Фенолио! — Деспина провела ладошкой по его морщинам. — Рассказывай!

— Да, рассказывайте! — отозвалась Книгожорка. Элинор Лоредан. Он так и не расспросил ее, как она сюда попала. В этой истории и без того перебор женщин. Да и от заики вряд ли будет много проку.

Деспина потянула его за рукав. Откуда в ее заплаканных глазенках столько надежды? Как сумела эта надежда пережить коварство Коптемаза и страшные дни в темном застенке? "Дети", — подумал Фенолио, сжимая маленькую ладошку. Если кто-то может вернуть ему дар слова, так только они.

Что с ней было в последнее время, в непрочное время беды?

О, она была птицей, колдуньей, королевой огня и воды.

Франц Верфель. Заклинания 1918–1921 гг.

Дом, где жил Фенолио, напомнил Орфею его собственные пристанища прежней, не такой уж далекой, поры: покосившаяся лачуга с плесенью на стенах, чьи окна смотрят на такие же убогие развалюхи — не говоря уж о том, что туда залетает дождь, поскольку оконные стекла в этом мире были роскошью, доступной немногим. Нищета! До чего же противно прятаться в самом темном углу заднего двора, где пауки заползают в бархатные рукава, а куриный помет оставляет несводимые пятна на сафьяновых сапогах! А все потому, что квартирная хозяйка Фенолио навозными вилами выпроваживала всякого, кто без дела ошивался у нее на дворе, с тех пор как Баста на ее глазах убил какого-то комедианта. Но другого выхода нет. Ему нужно знать. Нужно знать, взялся ли Фенолио снова за перо!

Хорошо бы эта стеклянная бестолочь вернулась до того, как он тут по горло увязнет в навозе! Мимо проковыляла тощая курица, и Цербер зарычал. Орфей поспешно зажал ему пасть. Цербер. Орфей, конечно, обрадовался, когда тот нежданно-негаданно заскребся в его дверь, но тут же ему пришла мысль, погасившая радость. Откуда пес тут взялся? Значит, Фенолио все-таки снова пишет? Может быть, Сажерук отдал книгу старику? "Чушь какая-то получается, — думал Орфей, — но я должен разобраться". Кто, кроме Фенолио мог выдумать трогательную сцену, разыгравшуюся, когда Перепел въезжал в замок? Как все его сразу полюбили! И хотя сейчас Свистун наверняка избивает его так, что кости хрустят, переплетчик стал божеством въехав в эти проклятые ворота! Перепел — агнец Божий, невинная искупительная жертва! Чтоб меня черти съели, если это сочинил не Фенолио!

Сначала Орфей попробовал послать со стеклянным человечком Осса, но квартирная хозяйка Фенолио его тут же выставила. Этого дуболома ни в каком темном углу не спрячешь. А в одиночку Халцедон не добрался даже до лестницы Фенолио — его погнала по двору курица, а потом стеклянную голову чуть не откусила кошка… Да, стеклянные человечки не были созданы для шпионажа, даром что маленькие и бесцветные! По размеру подошли бы и феи, но эти дурочки забывали даже самое простое поручение, не успев еще вылететь из окна. Фенолио ведь тоже подсылал к нему своего стеклянного человечка — такого же недотепу.

Халцедон был, пожалуй, посообразительнее. Но вот беда — он боялся высоты, так что лазание по крышам исключалось. А на земле он так плохо ориентировался, что приходилось высаживать его прямо у лестницы, иначе он непременно бы заблудился. Куда он запропастился, черт возьми? Конечно, для стеклянного человечка эта лестница как горная вершина, но все-таки… За спиной у Орфея заблеяла коза — видно, почуяла собаку; а сквозь тонкую подметку сапог просачивалась жидкость, запах которой подозрительно нравился Церберу. Пес с такой страстью рылся в покрывавшей двор жиже, что Орфею приходилось все время оттаскивать его за ошейник.

Ну вот он наконец! Халцедон прыгал, как мышка, со ступени на ступень. Будем надеяться, что его сведения стоят испорченных сафьяновых сапог.

Орфей спустил Цербера с цепочки — ее пришлось заказать на улице Кузнецов, поскольку собачьих поводков в этом мире не водилось, — и пес, прошлепав к лестнице, мягкими губами снял протестующего человечка с последней ступеньки. Халцедон утверждал, что от собачьей слюны у него выступает сыпь, но иначе ему было просто не перебраться через навозную жижу. Из окна высунулась какая-то старуха, но, к счастью, это была не хозяйка Фенолио.

— Ну как?

Цербер выплюнул стеклянного человечка в протянутую ладонь Орфея. Фу, собачья слюна — действительно жуткая гадость.

— Ничего он не пишет! Ни строчки! — Халцедон утер рукавом влажное лицо. — Я ведь вам говорил, хозяин. Он последний ум пропил. У него руки дрожат, стоит ему только посмотреть на перо!

Орфей посмотрел вверх, на дверь Фенолио. Из-под нее пробивалась полоска света. В эту щель под дверью Хадцедон всегда и пролезал.

— Точно? — Орфей прикрепил цепочку к ошейнику Цербера.

— Никаких сомнений! И книги там тоже нет. Зато у него гости.

Старуха вылила в окно ведро воды. Если, конечно, это была вода. Цербер что-то уж очень заинтересованно принюхивается.