Шарко эффективно справлялся с истерией посредством своего рода лечения верой. Так велики были его слава и престиж, что ему стоило только завоевать доверие пациентки и чуть приободрить ее, и половина битвы была уже выиграна. Вторая часть состояла из разных форм лечения, которые могли иметь и физическую составляющую, но все-таки главной была психология, которая и лечила. Так, например, если истерик страдал от паралича руки, Шарко мог дать ему упражнения для парализованной руки; но поскольку не было никакого органического повреждения, это было формой психологического лечения. Он пришел к убеждению, что истерические симптомы вызываются самовнушением. Чтобы взять простой пример, предположим, что некий человек получил легкую травму на работе — такую травму, которая могла бы быть гораздо хуже. Его преследует мысль: «Если бы я всего на несколько сантиметров подался влево, то раздробило бы всю руку». И в результате, хотя сама рана быстро заживает, в руке развивается истерический паралич.

Шарль Рише, друг Шарко и лауреат Нобелевской премии 1913 года в медицине, уговорил его попробовать гипноз на своих пациентах. Уже уловив связь между истерией и внушаемостью, Шарко был склонен, рассмотрев природу гипноза, отыскать другие корреляции. Он обнаружил, что его пациенты входили в одну из трех стадий гипноза: летаргию, каталепсию и сомнамбулизм. Летаргия — это полная инертность, она подобна обморочной фазе истерии, но если глаза субъекта остаются открытыми, то она переходит в каталепсию, когда члены тела сохраняют то положение, в которое их поместил оператор. Эту каталепсию он сравнивал с истерическим параличом, а другим признаком, напоминающим истерию, был такой — если члены тела загипнотизированного субъекта привести в агрессивное положение, то за этим следовали агрессивные мысли и поступки. Сомнамбулизм был схож с истерией также и в проявлении анестезии: анестезия кисти («перчаточная анестезия») или руки («рукавная анестезия») — это было обычным явлением для истериков. Шарко заключил, что гипноз — это искусственно вызванное изменение нервной системы, которое достигается только у истерических больных и проявляется в трех различных фазах, как показано выше. Отметим, что именно это стало тем научным рассуждением, которое придало ранее запретному предмету гипнотизма ауру научности.

Интерес Шарко к гипнотизму, начавшийся в 1878 году, получил толчок не только после исследований Рише, но и после «металлотерапии» Виктора Бурка (1822–84), который предположил, что при помощи металлов и магнитов можно сдерживать или ускорять наступление трансового состояния. Исследования Шарко и его коллег (особенно Ж. Б. Льюиса) по металлотерапии представляют диковинное дополнение к истории гипнотизма. Они нашли, что, дотрагиваясь до соответствующей части тела металлом или магнитом, можно не только снять истерическую анестезию, спазмы и паралич, но также и перемещать эти симптомы в другие части тела. Студент Шарко Жозеф Бабински даже открыл, что симптомы можно перемещать от одного пациента к другому. Потом Льюис развил невероятную терапевтическую деятельность.

Он мог переносить реальные симптомы истерического больного на загипнотизированного пациента, таща магнит вдоль какой-нибудь конечности больного на соответствующую конечность здорового, но загипнотизированного человека. Последний перенимал не только симптомы, но также и личность истерика. Когда оке сомнамбула пробуждалась, то симптомы исчезали у обоих, а истерику возвращалась его собственная личность без паралича и всего прочего, от чего она страдала.

Бернгейм, оппонируя, доказывал, что все эти результаты достигаются благодаря внушению.

В 1882 году, занимая уже ряд постов, Шарко был назначен заведующим кафедрой заболеваний нервной системы, которая по правительственному указу была создана специально для него. Он сделал отважный ход, когда избирался в Академию наук в 1883, представив доклад по гипнозу. Быть может, уподобление гипноза истерии вместе с верой, что истерия — это органическая болезнь, придали гипнозу больше респектабельности; он смог доказать, что говорил не о каком-то запретном животном магнетизме, но о нарушении деятельности мозга, которое имитирует истерию, другое нарушение мозга. Он был избран, плотину прорвало, и с этого момента гипноз стал предметом научного поиска. Психология стала полноправной академической дисциплиной, впервые отделившись от философии.

Высокий престиж Шарко и научно-популярный характер его лекций (которые часто посещали представители высшего общества и репортеры) способствовали тому, что тема гипноза была подхвачена прессой, которая тут же увлеклась живописаниями каталепсии, а затем бульварными рассказами, зачастую вымышленными, о ясновидящих и совращении под гипнозом. Шарко был так знаменит, что сценические гипнотизеры рекламировали свои шоу в стиле «как у Шарко в Сальпетриере». Помимо прочего, экспериментируя в применении гипноза на больных, Шарко доказал, что психологические факторы самостоятельно могут вызвать паралич. Он добился появления признаков паралича у загипнотизированных пациентов и показал, что их симптоматика идентична проявлениям при органическом параличе, кроме того, он определил различия между «динамической амнезией» (когда память может восстановиться) и «органической амнезией» (когда память не восстанавливается).

Шарко не был первым, кто увидел сходство между гипнозом и истерией. Многие гипнотизеры до него отмечали, что истерики очень гипнабельны, а по крайней мере один из них даже предвосхитил утверждение Шарко, определив гипноз как болезненное состояние. Исследователи из Сальпетриера полагали, что они только подкрепляют эти гипотезы тщательными экспериментами. В погоне за ясностью они использовали только самых хороших испытуемых, большей частью женщин, госпитализированных в Сальпетриере; пациентки более или менее четко показывали три фазы, на которые указывал Шарко. Но здесь была загвоздка: он уже доказал существование этих трех фаз, а это уже не совсем научный путь поисков, когда используешь те же объекты, на которых и выстроил свои предположения. И действительно, нет ничего невероятного в том, что пациентки пытались оправдать то, что от них ожидали. В Сальпетриере царила толкотня, врачи и больные сталкивались друг с другом в палатах и коридорах, и пациенты неизбежно должны были слышать, о чем говорят между собой доктора, и передавали это другим. И, следовательно, пациентки очень хорошо знали, что от них ожидают в экспериментах. Неясно и то, насколько часто сам Шарко практиковал гипноз на пациентах, а не отдавал в руки ассистентов подготовить их для него. В последнем случае ассистенты, по всей вероятности, могли невольно сообщать больным, что от них ждет великий человек. Шарко думал, что три фазы гипноза возникают спонтанно, однако скорей всего сами ассистенты и пациенты показывали ему именно то, что он хотел увидеть. И конечно, в то время не было ни одного независимого исследователя, кто смог бы подтвердить его результаты.

Знаменитость Шарко в этом случае принесла дурные плоды. Хотя ему и удалось придать гипнозу респектабельность, но его теория, что он является формой истерии, явно ограничена и неверна; тем не менее уже его слава гарантировала серьезное рассмотрение данного предмета. Кроме того, по этой теории эффективность гипнотерапии отрицалась, несмотря на серию замечательных исцелений у Льебо и Бернгейма, ибо согласно гипотезе Шарко гипноз может быть опасен, может быть причиной латентной истерии. Многие книги по гипнотизму неизменно недоброжелательно высказываются о Шарко; его важные труды по неврологии почти не упоминаются, его вера в металлотерапию и заблуждения относительно гипноза выставляются на первый план. Но он был великим человеком, одним из гигантов науки девятнадцатого столетия; и, как и все великие люди, не без недостатков.