начал Одиннадцатый (дополнительный) исторический симфонический концерт исполнением Первой симфонии Бородина и его романсов.

Опера «Князь Игорь», законченная Римским-Корсаковым и Глазуновым в марте 1888 г., сразу была передана М. П. Беляеву для издания. Беляев преподнес Римскому-Корсакову экземпляр партитуры с надписью: «Глубокоуважаемому Николаю Андреевичу Римскому-Корсакову, благодаря таланту, любви к покойному автору и бескорыстно энергичному труду которого свет обязан появлению этой оперы в печати, от издателя».

Одновременно с изданием «Князя Игоря» начались хлопоты о постановке оперы. 23 октября 1890 г. в Мариинском театре состоялось ее первое исполнение. «Опера производит живое, яркое, радостное впечатление, полна русскими мотивами и выдающеюся оригинальностью и, вероятно, сделается не только репертуарною, но одною из любимейших русских опер, и имя Бородина, малоизвестное при его жизни, станет популярным, как одного из даровитых русских композиторов», – писала пресса[240].

Чюрлёнис в Петербурге

Он жил в нашем городе совсем недолго – менее полутора лет, и то с перерывами. Но, как утверждал Сергей Маковский, «Живописью он начал усиленно заниматься только с 1908 года, когда поселился в Петербурге; почти все, что дает нам понятие о его таланте живописца, сделано в последние годы»[241].

Однако Чюрлёнис появился в Петербурге еще до этого и именно как художник. В 1906 году в залах Академии художеств была показана выставка работ учеников Варшавской школы изящных искусств. Экспонировалось около 5000 работ. Известных имен там, естественно, не было: ведь выставлялись работы учеников. И все же особое внимание зрителей привлекли именно работы Чюрлёниса. Статья рецензента газеты «Биржевые ведомости» Н. Н. Брешко-Брешковского, освещавшая выставку, была почти целиком посвящена его творчеству: «Говоря об учениках варшавской школы, нельзя ни в каком случае обойти молчанием длинной серии фантастических пастелей Чурляниса…

По словам Стабровского [директора школы], он, кроме того, и музыкант, окончивший две консерватории. Его музыкальностью и объясняется, отчасти, его мистическое туманное творчество. Видишь сразу перед собой художника, привыкшего грезить звуками.

Тут же, на выставке, его портрет, писанный товарищем. Какая благородная голова с умными, благородными глазами!..

Даже теперь, на заре своей деятельности, он совершенно самобытен, никому не подражает, прокладывая собственную дорогу»[242].

Да, действительно, как живописец Чюрлёнис был еще в самом начале пути. Однако музыкальность и профессионализм в музыке определили его путь и в живописи.

Младшая сестра художника-музыканта, музыковед Ядвига Чюрлёните, писала в своих воспоминаниях, что исключительные способности брата первым заметил большой друг семьи, доктор Маркевич. Он был хорошим музыкантом и сразу понял, что у Кастукаса (как называли Чюрлёниса в семье) незаурядный талант. Он и позаботился о том, чтобы мальчик поехал в Плунге, в музыкальную школу князя Огинского.

С 1889 по 1893 год, сначала – учеником, затем – оркестрантом, он учится и выступает в оркестровой школе князя Миколаса Огинского, внука знаменитого автора полонезов и дипломата. В оркестре Чюрлёнис играл на флейте, в школе изучал музыкальную литературу и игру на других инструментах.

«Матушка рассказывала, – вспоминала сестра, – что брат привез из Плунге пачку своих рисунков, на которых были запечатлены море, плунгеский парк и другие мелкие пейзажи… но они не обратили на это особого внимания, ибо в те дни другая радостная весть, словно солнце, озарившая дом, затмила все прочее: „Князь Огинский предложил Кастукасу поступить в Варшавскую консерваторию и обещал ему стипендию!“»[243].

Николай Константинович Чурлянис, как его называли по-русски, поступил в Варшавскую консерваторию в начале 1894 года и закончил ее в 1899 году. За это время он создает интереснейшие произведения и для фортепиано, и для хора, и даже для симфонического оркестра.

Весной 1900 года он пишет благодарственный полонез для духового оркестра, посвященный князю М. Огинскому, а осенью – симфоническую поэму «В лесу».

Осенью же 1901 года он уезжает для продолжения учебы в Лейпцигскую консерваторию, где за один учебный год создает более 20 полифонических произведений – симфонических, фортепьянных и хоровых. Домой он возвращается с учительским свидетельством об окончании второй консерватории.

Свое первое большое сочинение – симфоническую поэму «В лесу», произведение, с которого, по мысли Марка Эткинда, и начинается история литовской национальной симфонической музыки, – он заканчивает в 1901 году.

Вот как пишет об этом Ядвига Чюрлёните: «Кастукас получил в подарок от князя Огинского новое пианино. Родилась первая литовская симфоническая поэма „В лесу“…».

О ней, этой маленькой симфонии, очень выразительно рассказал Марк Эткинд: «По жанру это – пейзажная картина. По народным представлениям Литва – это и есть величественный Лес. Лес, о котором древнее сказание говорит устами богини: „Литва – это леса!“ Чюрлёнис – не городской житель, он тоскует по любимому сосновому лесу, живущему скрытой, для многих загадочной, а ему близкой и удивительно понятной жизнью». «Как было бы хорошо спуститься к Неману, к нашим пригоркам, пескам, соснам, – пишет Чюрлёнис 21 марта 1902 года своему другу Евгению Моравскому. – Опять слышишь шепот сосен, такой серьезный, будто они о чем-то тебе рассказывают. И ничего так хорошо не понимаешь, как этот шепот…»[244].

Но уже в письмах из Лейпцига композитор упоминает о своем, пока, правда, еще любительском, увлечении живописью. Как человек, необыкновенно одаренный эмоционально, он очень остро чувствует поразительную гармонию природы. Он влюблен в небо, лес и звезды, травы и полевые цветы… Звуками, ритмами он уже научился выражать свои чувства. Но ему хочется научиться делать это в зримых формах, в красках.

Вернувшись из Лейпцига в Варшаву, он осенью 1902 года начинает посещать рисовальную школу.

«Я уже написал одну символическую картину», – пишет он брату[245].

Это его первая картина – «Музыка леса». Показанная на выставке Варшавской школы в Петербурге, в Академии художеств, она не могла не привлечь внимания рецензента: «[Рука] – символ создания, разрушения, гнева и ласки. Эта же рука перебирает пальцами, как по струнам арфы, ровные стволы деревьев застывшего леса…»[246].

Для Чюрлёниса, профессионального музыканта и человека, любившего рисовать, соединение обоих искусств было естественным. Определение же самим Чюрлёнисом своей картины как «символической» скорее всего следствие того, что символизм в то время был модным течением в искусстве.

«Не будут ли стремиться все формы искусства все более занять место обертонов по отношению к основному тону, то есть к музыке?» – спрашивал А. Белый в изданной им в 1910 году в Москве книге «Символизм»[247].

Микалоюс Константинас Чюрлёнис

К этому времени Белым были созданы так называемые «симфонии» – литературные сочинения, построенные на специфических принципах музыкальной композиции и ритмики.

Композиционные принципы и Чюрлёниса, и Белого,