Кроме этических проблем существует еще один важный аспект: прямая связь феноменальной я-модели человека с искусственной средой – это технология сознания нового типа. Сейчас ее воздействие еще невелико и остается немало технических проблем. Однако, как и в первом нашем примере с взрывным развитием психоактивных веществ, вполне вероятно, прогресс пойдет быстрее, чем мы ожидаем. Что мы станем делать, когда система воплощения в виртуальную фигуру или робота заработает в один прекрасный день безупречно, давая много степеней свободы в реальном времени? Какие новые состояния сознания откроются, когда станет возможным с помощью компьютера и прямой стимуляции мозга послать данные обратной связи, минуя биологическое тело, прямо в я-модель? Какие новые формы межсубъективности и кооперации возникнут, когда станет возможным соединить несколько человек и их я-моделей через общий интерфейс «мозг-компьютер» и, может быть, сплавить их воедино?

Какое состояние сознания – благо?

Допустим, что жизнь после смерти существует. Эта жизнь не ограничена временем, длится вечно, и в ней по-прежнему существует сознательный опыт. Есть лишь одно существенное отличие: посмертный сознательный опыт вы можете выбирать лишь из того набора субъективных переживаний, которые испытали в нынешней жизни, – после смерти новых переживаний нет. С другой стороны, до смерти вы прошли через множество внутренних переживаний и состояний сознания, причем некоторые из них активно создавали сами, отправившись в кино или в поход, читая книги, принимая те или иные вещества или участвуя в медитациях. В сущности, большую часть сознательной жизни мы так или иначе заняты поиском состояний сознания, которые переживаем как приятные или ценные. Будем считать самой малой единицей сознательного опыта одно субъективное мгновение. Мы всегда переживаем одно мгновение, поскольку, если присмотреться, живем от одного осознаваемого мгновения к другому. При этом большинство ищет «значимого сейчас», этих маленьких «идеальных» мгновений счастья или переживания смысла.

Теперь у нас есть идея и вопрос для предварительного эксперимента. Идея состоит в том, что вам позволено избирать осознанные мгновения конечной жизни для внесения их в «программу вечности». После вашей смерти весь сознательный опыт этой программы будет проигрываться снова и снова в случайном порядке. Из него образуется ваша личная сознаваемая вечность. При жизни вы, подобно феноменологической Золушке, скажете горлинкам: «Хорошие в горшок, поплоше в зобок!» А теперь рассмотрим вопрос: если бы вам позволили выбирать раз и навсегда, если бы только вы могли отобрать хорошие зерна из золы мимолетности, с которой смешала их мачеха, какие мгновения вы бы выбрали? И главное: много ли мгновений, по вашему мнению, на самом деле стоило проживать – в том смысле, что их стоило бы пережить заново? Мы в Майнцском университете Иоганна Гутенберга, провели первую серию маленьких предварительных экспериментов со старшими студентами-философами. Давид Басслер запрограммировал сервер СМС так, что в течение недели он посылал участникам эксперимента десять сигналов в день. Время сигнала выбиралось случайным образом. Участник должен был решить, было ли последнее мгновение перед осознаваемым ощущением вибрации таким, что его стоило бы взять в жизнь после смерти. Результат многих удивил. Число позитивных осознаваемых мгновений за неделю варьировалось от 0 до 36, а в среднем было 11,8, то есть почти 31 % феноменологических случаев, а 69 % или более двух третей моментов спонтанно признавались не стоящими повторения.

Если серьезно отнестись к идее этики сознания и нашему вопросу о природе ценности состояний сознания, придется для начала ввести концептуальное различие между субъективной и объективной ценностью осознаваемого мгновения. Возможно, что объективно ценный субъективный опыт – например, болезненный опыт жизни во внешнем мире или глубокое внутренее озарение относительно постоянно повторяющейся формы самообмана – субъективно будет признан непривлекательным и нестоящим. И наоборот, могут быть состояния, субъективно представляющиеся чрезвычайно значимыми, но совершенно не имеющие цены с точки зрения постороннего критика, например некоторые состояния, вызванные психоактивными веществами, или обманчивые состояния, причиной которых стала идеологическая обработка. Целью наших предварительных опытов было, в первую очередь, лучшее понимание механизма, посредством которого мы субъективно оцениваем переживание как приятное или ценное. При этом мы добивались максимально точной и простой системы оценивания, которая всегда будет относиться только к текущему мгновению и окажется по возможности независимой от философских теорий, мировоззрений и концептуальных предпосылок. Например, во втором эксперименте мы отказались от версии загробной жизни и «условий в вечности», заменив их следующим вопросом: «Хотели бы вы последнее осознанное мгновение [перед получением СМС] пережить заново в этой жизни?» Интересно, что при таких условиях позитивными были признаны лишь чуть более 28 % мгновений, а почти 72 % отвергнуты как не стоящие повторения.

Последние исследования обнаружили, что многие животные способны страдать, потому что обладают осознаваемой я-моделью, так что наш нынешний способ обращения с животными не может быть оправдан с этической точки зрения. Но как нам узнать, воспринимает ли самосознающее, но лишенное речи животное некие условия содержания или некое обращение с ним как болезненное переживание? Ответ прост: достаточно проверить, станет ли животное, обладая свободой выбора, добровольно входить в то же состояние. Но если обратить тот же вопрос к длинной цепи мгновений нашей жизни и ответить с максимальным вниманием к себе и честностью, то мы получим два удивительных феноменологических наблюдения. Они интересны также с философской точки зрения. Во-первых, оказывается, что, хотя осознаваемые мгновения тяжкого страдания в нашей жизни редки, мы на уровне деталей считаем, что нашу жизнь в среднем проживать не стоит. Это верно в самом простом смысле – мы на самом деле не хотели бы заново пережить большинство мгновений, составляющих нашу осознанную жизнь. При ближайшем рассмотрении и на основании чисто субъективных критериев мы бы выбрали лишь малую долю «хорошего зерна» из золы злой мачехи, даже если бы нам, как в сказке, «помогали все птицы небесные». Второе любопытное феноменологическое наблюдение состоит в том, что это открытие задевает нас лишь на очень короткий срок. Почти сразу внушительная активность я-модели на когнитивном и автобиографическом уровне восстанавливает устойчивость самооценки. «Главное вовсе не в отдельных гедонистических ощущениях: ценность сознательного опыта определяется всем контекстом моей жизни, моими личными целями и желаниями в широких временных рамках», – тут же говорим мы себе. Мы принимаемся философствовать: «Дело не в средней оценке и не в наборе очков – на самом деле важны только пиковые переживания», – или нам вдруг приходит в голову, что «большая часть осознаваемых мгновений на самом деле нейтральна, а вовсе не неприятна и не несет никаких страданий!». Может быть, мы сочтем, что, «хотя большинство мгновений моей жизни либо окрашены негативно, либо довольно скучны, зато я пишу диссертацию, которая внесет вклад в сокровищницу человеческого познания, а эпистемический прогресс гораздо важнее, чем насыщенная программа вечной жизни». Все это немного похоже на выступление спикера федерального правительства Германии, подводящего итог дебатам. Если отнестись к этому феноменологическому наблюдению серьезно, то напрашивается неловкий вывод: возможно, основная функция я-модели высшего уровня состоит в том, чтобы постоянно подгонять организм, создавать функционально адекватную форму самообмана, придавая уродливым подробностям жизни приятный блеск путем создания грандиозного внутреннего рассказа – «нарративной я-модели». Заметим, что мы встречались с понятием «нарративная я-модель» в четвертой главе, когда рассматривали блуждание мысли. Мне кажется, что существует глубокая внутренняя связь между самообманом, сознательным опытом тождества во времени и нашим постоянно блуждающим сознанием.