Лиза-Отшельница постепенно научила Анну Стину ориентироваться. На севере, совсем недалеко отсюда, — Совиный залив, связанный узким проливом с Вертан, где вода еще более заметно приправлена балтийской солью. Через пролив переброшен мостик, там проходит дорога. Иногда они смотрят, как по этом мостику проезжают кареты — господа едут в Фискарторп за летними развлечениями. Еще подальше на севере наверняка что-то строят: довольно часто видны запряженные волами телеги, груженые бревнами, досками и камнями. Иногда, если ветер дует с той стороны, они слышат глухие удары молотков. Как-то Лиза решилась подойти поближе и увидела огромный каркас, обещающий стать роскошной усадьбой какого-то тщеславного горожанина. Но им-то что за дело?

Больше она туда не ходила.

Как бы хотелось Анне Стине, чтобы это лето не кончалось, чтобы оно приняло в свои объятья ее, и Лизу, и малышей — и никогда не отпускало! Ей не нужно было никакое другое общество. Только эти трое: Лиза и малыши. Но природу не перехитришь. Ночи стали заметно прохладнее, полезли первые грибы. Девушки сдвинули свои подстилки поближе, а детей клали посередине. Как-то ночью одеяло соскользнуло. Анна Стина встала и пошла к костру — набрать еще горячих камней и перенести поближе к лежанке. Тогда-то она и увидела их впервые: загадочные бледные огни меж дубовых стволов. Стояла и смотрела, как завороженная. Прошло не меньше часа. Огни постепенно, один за другим, исчезли. Долго сидела у погасшего костра и вглядывалась в темноту: не появятся ли снова?

— Что это светится в лесу ночью? — Она еле дождалась, когда Лиза проснется.

— А-а-а… вот ты о чем. Кладбищенские огни. Лучше туда не ходить.

Есть ли на земле что-то сильнее любопытства? Конечно же Анна Стина не могла заставить себя не думать про эти загадочные, «кладбищенские», как назвала их Лиза, огни. И при первом же случае, когда пришел се черед собирать ягоду, она отправилась в лес. Лиза осталась пасти спящих малышей. Времени не так много — скоро начнут требовать грудь.

Под холмом небольшая роща. Деревья стоят по кругу, словно обнимают небольшую полянку. Анна Стина удивилась: высокая трава, ярко-зеленая, как в начале лета, хотя везде уже ясно заметна осенняя желтизна. И множество цветов. Спрятавшийся в кольце деревьев летний луг так прекрасен, что у нее перехватило дыхание. Огромный, будто подобранный искусным флористом, грациозно покачивающийся под ветром букет.

Она не сразу их заметила. Ничего удивительного: заметить не так уж легко. Маленькие холмики обозначены только полусгнившей дощечкой, камнем с выцарапанной надписью или пучком давно засохших цветов. И нехитрые игрушки: кукла, маленькая деревянная лошадка. Анна Стина даже не особенно удивилась. Сюда приходят матери, чьи дети не имеют права лежать в освященной земле. Некрещеные плоды блуда.

Она осмотрелась. Примятая трава показала ей дорогу к совсем свежей, может быть, вчерашней могилке. Рыхлый холмик, на нем ромашковый венок и тряпичная кошка.

Она отвернулась и судорожно сглотнула. Предупреждение сделано вовремя: опа уже подумывала, не перезимовать ли в Большом Лесу? Ну и что, подумаешь; несколько месяцев — и снова лето. Безумие. Первые же ночные заморозки превратят вчерашний райский сад в смертельную западню. Матовая пыльца росы на траве… если провести рукой, ладонь мокрая, будто сама земля оплакивает усопших младенцев. Но это не слезы горечи или печали. Слезы удовлетворения. Анна Стина слышала рассказы про кровожадное чудовище из дальних стран. Оно якобы проливает слезы над убитой жертвой. Ничего удивительного, что цветы здесь такие яркие, словно не хотят покоряться мертвенному дыханию подступающей осени. Она вздрогнула, сообразив, что за соки питают их волшебную красоту. А может быть, Лес и есть главный соблазнитель и убийца? Коварно заманивает случайных гостей задержаться подольше: полюбуйтесь, полюбуйтесь моей щедростью и красотой! Куда вы торопитесь?

Нет. Дары леса обременены страшным и неизбежным условием. Она подняла глаза на приветливо покачивающиеся верхушки деревьев — и внезапно пришло понимание: друзья и покровители, да. Но до поры до времени. Деревья — хищники, одаренные бесконечным терпением. И эти раскидистые ветки — вовсе не защита от солнца и ливня, а пока еще не выпущенные когти, уже нацелившиеся на нее и ее детей. И дары — вовсе не дары. Дары не надо возвращать, а эти так называемые дары даются в долг, и потом придется платить страшные проценты. Нам уже приготовлено местечко вот здесь, на этой полянке. Среди красивых, крупных, не похожих на полевые цветов.

Анна Стина повернулась и пошла, невольно прибавляя шаг.

Она не могла больше здесь оставаться.

По взгляду Лизы Анна Стина увидела: та поняла, где она была. Ягод набрала совсем мало, но странно — в глазах подруги нет упрека. Скорее стыд.

Анна Стина решила не задавать этот вопрос, но не удержалась.

— А твой ребенок… он тоже там? Ты приходишь жить сюда летом… именно потому?

Лиза отвернулась и помолчала.

— Фельдшер сказал, он уже мертвый был, когда из меня выпал. Сказал, серый и склизкий, как протухшее мясо. Я его так и не видела. Мне сунули какой-то сверток — хорони. И я… я так и не решилась его открыть. Но в моем сердце… в моей душе он такой же, как твои, — красивый, крепкий… только мертвый.

Осень прокралась в Скугган незаметно, исподтишка. Дни становятся все короче, каждая ночь награждает деревья и кусты новыми золотыми орденами, и уже не зелень, а благородная желтизна стала преобладающим цветом в убранстве Леса. И, конечно, самый главный и неоспоримый признак осени — воздух. По вечерам он остывает за считаные минуты. Лучи полуденного солнца потеряли силу. Они словно выцвели. Если подует ветер со стороны города, можно сосчитать удары большого колокола на церкви Адольфа Фредрика. Не может быть! Наверное, показалось. Всего восемь вечера, а уже темно?

Но нет. Не показалось.

Медленно и неслышно падают листья. Иногда усиливается ветер, и тогда они, словно встрепенувшись, затевают бешеный танец и в воздухе, и на земле. Да и сам ветер — не то чтобы ледяной, но заметно отдает арбузным привкусом близких морозов.

Девушки спешат запасти последние дары минувшего изобилия. Ветви диких яблонь гнутся к земле под тяжестью кисловатых, но все же очень вкусных яблок — яблоки хороши тем, что можно набрать и в запас, и хранятся они очень долго. На каждом шагу — многодетные семейства рыжих лисичек. И рыба в Совином заливе пока клюст неплохо, но Лиза все чаще и чаще озабоченно поглядывает на небо.

— Пошли.

Они двинулись в лес — каждая с ребенком на руках. Лиза показала ей тропу, почти незаметную из-за разросшегося лишайника за поваленным гнилым дубом. Сделала несколько шагов, остановилась и огляделась. За деревьями Анна Стина заметила небольшой холмик. Лиза подошла к вороху сухих веток, разгребла и удовлетворенно кивнула. Под ветками лежал щит из серых от старости, но на вид здоровых, не пораженных гнилью дубовых досок. Лиза приподняла его и отодвинула в сторону. Оказывается, щит лежал на стропилах из толстых, тоже дубовых сучьев, а под ним — землянка в несколько локтей глубиной. Они спустились вниз. Земляной пол утрамбован так, что кажется каменным.