– Гимлер, сука… Ведь когда-то в любви клялся! – словно угадав мои мысли, произнесла Ольга.

– Деньги портят человека, – философически отметил я. – Сущая правда, и проверена временем.

– Почему ты позволил ему меня насиловать? Удобного момента ждал? Я что – кукла гуттаперчевая, чтобы момент на мне отрабатывать?! – Глаза у прекрасной фурии горели неземным огнем, а на лице было написано невысказанное изречение всех стерв: «Щас в рожу вцеплюсь!»

Надо сказать, мужчинок-мазохистов это самое в девицах-вамп доводит сначала до истерического безумия, потом – до сексуального бессилия: таким телка, пока в харю не даст или хотя бы не плюнет, не интересна, как класс; слава Всевышнему, я не из их числа. Хотя что-то заводное до умопомрачения в Ольге Фроловой определенно есть: не женщина – Горгона.

– Или ты маньяк? И тебе нравилось наблюдать, как этот меня трахал?!

М-да, вот с маньяком она залепила прямо не в бровь, а в самое святое. Вполне может статься, на меня, грешного, уже и ориентировочка из столиц подкатила: насильник, убивец, душегуб! В ружье и – ату его, негодяя, ату!..

Посмотрел на Ольгу: то ли от выпитого виски, то ли от гнева, щеки ее пылали; в глазах продолжали блистать отсветы разрушительного залпа «Авроры», а сама она по-ходила на комиссаршу из «Оптимистической трагедии» Вишневского; вот только сюжет был иной: «матросня» успела-таки полакомиться «комиссарским телом». И все же хороша Маша, но… Что не наша, даже и хорошо!

Вопрос о маньячестве я решил не заострять, замять для ясности, зато на другие отвечать обстоятельно, с легким налетом грубости, дабы расставить акценты и возвратить девушку к реалиям: не леди Диана, а нашенская деваха, а потому нечего орать «изнасиловали», когда трупов полна светлица.

– Ну, во-первых, мадемуазель, нужно было не строить из себя целку в свое время, как мудро заметил один из покойных, а дать этому злому Гимлеру лет пятнадцать назад, сейчас бы не выпендривался, – сказал я возможно более равнодушным голосом и чуть отодвинулся в сторону, дабы не огрести плюху. Вместо плюхи, дама метнула в меня взгляд-смерч, а я невозмутимо продолжил: – Во-вторых, он был в презервативе, так что злой заразы можно не опасаться… – Я выдержал еще один взгляд и закончил, на этот раз вполне серьезно: – А если без прибауток, то да: мне нужно было выбрать момент. Без этого бы и тебя не вытащил, и себя не уберег. Ребята ведь не новички в душегубстве, а?

– Нет, – тихонечко, как выдохнула, произнесла Ольга.

– Вот так. Мораль: с кем поведешься, от того и огребешь. Надеюсь, у тебя нет иллюзий насчет дальнейших действий твоих заклятых дружков, буде они вживе?

– Какие тут иллюзии! Выпотрошили бы, как зайца в мясной лавке, да выбросили.

Ну что ж, это речь не мальчика, но и не девочки. Насчет ее пролетарского прошлого я был прав. Это сближает: трудное детство, деревянные игрушки, речевки в пионерлагерях: «Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!» А все же любопытство гложет, и я интересуюсь как можно невиннее:

– Кстати, велика ли сумма аудиторского спора, – киваю на трупы, – что школьные дружбаны так вызверились?

– А твое какое дело? – сразу насторожилась Ольга, невольно отодвигаясь. – Хочешь продолжить дело павших и прокачать меня до донышка?

Пожимаю плечами:

– Да нет, я мирный.

– Любой нищий пес в одночасье становится оч-ч-чень злобным выродком, чтобы скачать бабки, если есть с кого! – выпалила она, но не испуганно, а с той презрительно-брезгливой барской интонацией «хозяйки жизни», какую наши новые унаследовали частью от партбоссов босоногого детства, частью – от кальвинистского комплекса собственной избранности, даже если они и слыхом не слыхивали о Жане Кальвине и тогдашних швейцарских скупердяях с их скопидомством, кострами, охотой на ведьм и неуемной гордыней.

– Вот что, барышня… – начал было я душеспасительную речь, желая деликатно, ноготочком, сбить чуток спеси с оклемавшейся дамы, но она не дала говорить, перебила: видно, виски у шотландцев по-прежнему презентабельное и скорое на приход:

– Он, видите ли, «ми-и-ирный»… Ты рассуждаешь, как слаборазвитый кретин-интеллигент, способный лишь слюнявить «страницы классики», не в силах родить и путной строчки, и выпендрежно поливать власти за все и вся, пугливо сторонясь любой ответственности… Притом, что эти задроты не способны ни себе на портки заработать, ни жене на прокладки, ни детям на леденцы. А что до тебя… Лукавишь? С такой мертвой хваткой и навыком стрельбы из нетабельного оружия ты должен в «мерсе» раскатывать, а не от сержантов ночами на своих двоих улепетывать! Нет?

– Дед. И бабка при нем. Старая, но сексапильная.

Лекция о пользе денег и вреде безденежья, какую дама пытается закатить, еще никого умнее не сделала. Перевоспитывать же «отравленную» несчетным количеством зелени сестренку ввиду шести остывающих трупов я почел делом пошлым до крайности и бесперспективным до умозрительности. Потому возвращаюсь к своим «баранам» и подвожу к ним же пылающую благородным негодованием Ольгу:

– Вот что, барышня, я вижу, ты вполне отошла от шока, пора и хозяйством озаботиться.

– В смысле?

– Мне до полной луны, куда вы с братцем Серегой зарыли свои денюжки, но пора бы и ноги делать… А уж как с трупами быть – ума не приложу: холодильник в вашенских апартаментах вместительный?

Ольга поскучнела лицом, как любая женщина, какую после рюмки бодрящего виски и разговоров о Марке Шагале и поэзии Бродского отправили на кухню отмывать тарелки от оставшейся после интеллектуального собрания селедковой требухи.

Но грусть ее прошла скоро.

– Да, надо сматываться, – по-деловому подхватила она. – Ты можешь ходить?

– Если не в поход…

– До машины добредешь?

– Должен. Опираясь на могучее плечо прекрасной дамы…

– Хам!

– Разве дама не прекрасна?

– Я что, девушка с веслом? Плечо у меня вполне изящное!

– Да кто спорит!

– О’кей. Пошли одеваться, потом едем к доктору. Виски захвати с собой.

Ого, у Ольги прорезался командный голос – это обнадеживает. Сесть себе на голову я все равно не дам, а ее руководящее положение меня даже радует: что делать бомжу в розыске в чужом городе с наперекосяк расквашенной харей, ножевым ранением в бедро и без копейки денег? В «Скорую помощь» обратиться?

Приоделся я быстро. На этот раз я совсем не стеснялся: втиснул во вместительную спортивную сумку пару пиджаков с барского плеча, куртку, полдюжины рубашек, пару свитеров. Подобрал себе и широкие удобные штанцы от хороших производителей, малость вышедшие из моды, зато и не шире моей талии: братан Серега пару-тройку лет назад был поподжарее и, видимо, похищнее. Урона бюджету дона Флора я не нанес никакого; да и имею я право на материально-моральную компенсацию ввиду вызволения единокровной сеструхи из грязных аморальных лап? Уж про зелень, так и оставшуюся лежать в неведомых мне тайниках, вообще молчу.