Стол. Секретер. Книжные полки. Пара кресел и старый шкаф, за стеклянными дверцами которого выстроились ряды разноцветных папок. Запах кофе и… коньяка?

— Простите, могу я узнать цель вашего визита? — Ректор не смел садиться и явно нервничал. — Вы желали бы устроить к нам вашего… подопечного?

О том, чтобы отправить Крайта доучиваться, Виттар думал, но от мысли отказался: с характером мальчишки от такой учебы вреда больше, чем пользы. Смирно вести себя не сумеет, а будет хорохориться — порвут.

— Я желал бы понять, что здесь происходит. — Виттар сел в гостевое кресло, показывая, что пока готов играть по правилам.

— Вы… вы сами видели. — Ректор поспешил занять место напротив, а в глаза смотреть отказывается.

Говорить он не станет. Не сразу.

Боится?

Не Виттара, точнее, его тоже, но кого-то кроме…

— Хорошо, начнем издали. Айло Баттене — ваш студент?

Вопрос был удачен. Ректор подобрался, сжал губы, словно запирая то, что хотел бы сказать.

— Он был отчислен.

— Давно?

— Две недели тому назад.

— За что?

— За… за грубость.

И не только. Возможно, этим отчислением ректор пытался перерубить нить, что удерживала студента в городе. Переезд мог бы спасти мальчишку.

— Он что-то натворил? — Все же человек не выдержал. — Он, возможно, резок, но это в силу возраста… и мальчик весьма талантлив. Исключительно талантлив, я бы сказал. На недавней выставке его работа могла бы получить первую премию… стипендию…

— Но не получила?

— Нет. — Ректор сжал кулаки. — Вы же сами понимаете… его кровь… и нынешняя ситуация… совет попечителей был категорически против. Нас могли счесть неблагонадежными.

И мальчишка остался без стипендии, на которую рассчитывал.

Девчонка решила спасти.

— Я прошу вас проявить снисходительность и…

— Его убили. — Виттар прервал ректора. — Мне поручено найти виновных.

Он не стал уточнять, кем именно поручено: человек неглуп, сам поймет.

— Вы же понимали, что к этому все идет?

Ректор вытащил из рукава платок и промокнул лысину:

— Не до убийства… не до убийства… я предлагал ему уехать. Я написал рекомендательные письма моей… знакомой. Она искала художника, а мальчик был талантлив. По-настоящему. Идемте, я вам покажу.

За кабинетом имелась еще одна комната, крохотная, едва вместившая кровать и умывальник.

— Мне иногда приходится задерживаться здесь, — пояснил ректор.

Виттар сразу понял, что именно ему хотели показать: картину.

Комната. Зеркало. Синее трико и белый пух пачки. Девочка-балерина, застывшая на кончиках пальцев. Не из прим и вряд ли когда-нибудь станет, так, типичная балетная крыска, отданная родителями в Академию с робкой надеждой не то на грядущую славу, не то на верный заработок. Старательная. Усердная. И не без искры таланта, иначе бы не взяли… По выражению лица, отраженного в зеркале, даже не лица, тени его, можно было прочесть всю историю ее недолгой жизни.

Картина написана крупными небрежными мазками. И цвета яркие, резкие даже.

— Я хотел спасти его…

Не получилось.

— Вы знаете, кто мог желать ему смерти?

Знает. Но будет молчать. И голос совести куда слабее голоса благоразумия.

— Нет. — Ответ дан так, что становится ясно: ректор принял окончательное решение.

Возможно, будь Виттар человеком, поверил бы. Но он позволил ректору вернуться в кабинет и сел, показывая, что разговор не окончен.

— Давайте я изложу факты. Вы боитесь. В основном, как понимаю, за девушек, если приставили к вашим балеринам охрану. Но не считаете ее достаточно надежной, поэтому заменили дверь. Однако это все, на что вы способны. Следовательно, тот, кого вы боитесь, стоит выше вас. И, полагаю, выше попечительского совета, если даже он неспособен остановить произвол. Кто-то из высших?

Молчание.

— Мальчик умер потому, что пытался добиться справедливости. Но началось все с вашей натурщицы… неприятная история, но девушка была связана с вами весьма условно.

Почему люди думают, что упрямое молчание заставит собеседника отступить?

— Напрямую ее смерть с Академией не свяжут. Да и оснований для суда нет… не напрямую… Помнится, в свое время я сам заглядывал в Академию. Любовался на балерин. Натурщиц. Или вот арфистки еще очень нравились… я им тоже. Но все было добровольно. Кто изменил правила?

Тишина. Человек покраснел, и глаза налились кровью. Виттар надеялся, что этот разговор не закончится для ректора апоплексическим ударом. Было бы жаль потерять хорошего профессионала, искренне за дело радеющего.

Повернувшись к окну, Виттар продолжил:

— Род Лунного Железа? Конкретное имя узнать будет не так сложно. Я готов переговорить с каждым… профессором, служащим, студентом… но это отнимет изрядно времени.

Которого у Виттара не так много.

Сколько понадобится стае, чтобы прийти к закономерной мысли о собственной безнаказанности? И о том, что местные аллеи весьма подходят для охоты?

— У… вас не получится доказать.

Виттар и не собирается что-либо доказывать. Ему нужна информация, а Стальной Король уже сам решит, что с ней делать.

— И они просто шутят… я пытался разговаривать с райгрэ… но это же просто шутки. Он обещал, что ничего не случится.

Случилось. И шутки далеко не всем казались шутками, если людям пришлось принимать меры.

— Их не в чем обвинить.

Человек был прав и в то же время ошибался.

— С этого дня территория Академии закрыта для посторонних. Для всех посторонних… — Виттар пришлет своих людей, которые проследят, чтобы запрет исполнялся. — Это временная мера, связанная… сами придумаете, чем объяснить.

— Но…

— К каждой группе студентов вы приставите куратора, который будет находиться при группе неотлучно. В случае опасности куратор подаст сигнал. И уведет студентов в безопасное место.

Если успеет. И по выражению лица ректора ясно: подобные меры он полагает излишними.

— Вы не понимаете. Стая попробовала крови, и те шутки, которые они играли раньше, действительно были шутками. А вот теперь вам будет не смешно.

Королевская академия находится под покровительством Стального Короля.

И кровь, пролитая здесь, вполне может считаться вызовом.

Случайность?

Или еще одна нить из гобелена, сотканного жилой Лунного Железа?

— И да, я хотел бы выкупить у вас картину…