Сфит продолжал оправдывать возложенное на него доверие. Этак я подумаю, подумаю и произведу его в конце концов в сержанты.

Я оглянулся и тут же спешно запихал своего пращура обратно в потаенные глубины, из коих он только что было высунулся: нас, оказывается, преследовали четыре катера — в точности таких же, как те, что привели дракона в Лейрм, возможно даже, те же самые. А справа на горизонте уже маячил зеленый клинышек леса. Ксенли прибавили ходу и до леса сумели удержать хороший отрыв. Но в этом лесу нам предстояло разыскивать Ли, и я велел дракону сбросить скорость. Посмотрим, как эта летучая четверка сможет помешать мне найти друга!

Несущийся навстречу лес был, похоже, смешанным и раскинулся до самого горизонта, так что конца и краю ему на ближайшие километры не предвиделось. Я, однако, очень надеялся, что Ли не стал забираться слишком глубоко в лесные дебри, если только не рассчитывал провести на Сигоше весь остаток своих дней.

— Далеко не залетай, будем прочесывать этот участок. И передай коту по вашей связи, чтобы не носился без толку за нами, а тоже занялся поисками.

Я хотел было вначале распорядиться, чтобы кот разогнал «гусей-лебедей», которые нас моментально догнали, стоило нам притормозиться, но вовремя вспомнил, что его бойцовое обличье — такая же лажа, как боевой оскал на морде у мраморного льва. Катера, приблизившись, сразу же сделали попытку взять под конвой дракона, как тогда, на орбите. Да только теперь начхать нам было на этот конвой: дракон неспешно летел над лесом, не Обращая ни малейшего внимания на все их принудительные маневры. Толкать ксенли в воздухе, как толкали их когда-то в космосе катера ДОСЛа, легры не рискнули, потому что здесь это могло кончиться для них чревато.

Убедившись, что их старания напрасны, хоть и похвально упорны, я плюнул на них в буквальном и в переносном смыслах, улегся на живот и стал вглядываться в проплывающие внизу лесные заросли.

— Ты думаешь найти Ли в этом лесу? — спросил Дру, с интересом наблюдавший за поминутными передислокациями противника.

— Надеюсь, — отозвался я и, сложив рупором ладони, стал орать вниз что есть мочи:

— Ли-и-и! Ли-и-и!

Не может быть, чтобы вся наша пестрая компания, порхающая над лесом — сверкающие на солнце кот и дракон и четыре белоснежных «гуся-лебедя», я, — не привлекла в конце концов внимания Ли или кого-нибудь из его хепов, если только они находились поблизости. Хоть действия легр и не приносили нам пока никакого урона, хотелось бы все-таки побыстрее найти нашего ящера, пока на помощь этим катерам не подоспели упомянутые сегодня дочкой в разговоре с «матерью» войска. Кстати говоря, в одном из докучливых катеров наверняка сидела сейчас эта самая дочка, и, если так, то можно было не сомневаться, что именно она и руководила всей операцией. Бездарно — к слову — руководила. Не пошла ей, видно, впрок служба под моим началом.

Не успел подумать — Ильес словно услышала мои мысли и немедленно вознамерилась доказать мне обратное. Что ж — не так уж мало нами было пройдено вместе, я уже раз успел поймать себя на том, что оборачиваюсь и ищу ее глазами, и я бы не удивился, если бы она и впрямь их прочла. Но не больше одного раза! Слышишь, кошка?!

Все четыре катера одновременно ушли вверх, зависли над нами, построившись в правильный квадрат, и из их днищ выдвинулось по четыре черных дула.

Та-а-ак… И чем же принято потчевать на Сигоше старых боевых соратников?

«Сейчас узнаем».

Мать! Мать! И мать! Если Ли нас ждал, — а он наверняка нас ждал: не на что ему было больше здесь надеяться, кроме нас, — то должен был подавать какой-нибудь сигнал, по которому мы смогли бы его найти. А какой сигнал можно подавать постоянно, сидя в лесу? Загадка для дебила, коим я, похоже, и являюсь.

Поднимаемся как можно выше над лесом и высматриваем дым! О ч-ч-ч-черт!

Старых боевых соратников угощали на Сигоше комбинированным блюдом из голубых потоков дрекс-частиц и нежно-сиреневых — д-волнового излучения, испускаемого «Клатом». «Дрексы», как помнится, плохо влияли на ксенли, а д-волны — на прочих граждан.

Сначала затрясся дракон, потом мы затряслись, еще и каждый автономно, и я понял, почему Апстер под воздействием «Щекотуна» так отчаянно зажимал рот руками. Мне было невесело. Но я ржал, как полковой жеребец, облепленный мухами от ушей до самого подхвостья. И все эти мухи бегали, кусались, сношались и занимались прочими мушиными делами, никак не реагируя на мои жалкие попытки их смахнуть.

Дру и Сфит надрывали животики каждый по-своему — муравей дергал вразнобой всеми конечностями, словно пляшущая марионетка, то и дело подскакивая вместе со своим креслом и производя челюстями длинные трескучие трели. При этом он еще испускал кисловато-острый запах — не скажу, что очень неприятный, вызывающий в моей памяти образы маринованных помидоров. Хеп катался по дракону неподалеку от меня, вопя, словно наскипидаренный кот, что-то вроде «Мрау!!! Мрау!». Я вцепился зубами в рукав своего свитера, что возымело единственный положительный эффект — немного приглушило мой звук, изменив его с «ха-ха» на «гы-гы».

«И что же теперь? — думал я, содрогаясь всем телом и стараясь поплотнее вжаться в дракона, чтобы войти с ним в резонанс. — Теперь леграм остается, видимо, только подождать, пока дракон, не выдержав дикой пляски, опустится на землю, после чего брать всех нас тепленькими, трясущимися, со слезами и помидорами в глазах».

Дракон все же постарался выйти из-под перекрестного обстрела — он внезапно рванул вперед и вверх, но катера молниеносно повторили его маневр, словно связанные с ним незримыми силовыми полями. Тут в поле моего зрения попал кот, растерянно парящий неподалеку, удрученно наблюдая за нашими ухахатываниями. Эх, предки-гуманисты — дегтя вам в нектар на том свете! — и за что обрекли бедное животное на такие муки?!

Дракон закружил над лесом, мотаясь вверх-вниз и из стороны в сторону, как птах, попавший в силки, но катера не отставали, ни на секунду не выпуская нас из зоны огня. Я уже до того устал смеяться, что у меня стало сводить мышцы живота и заныло в легких. Постепенно я начал понимать, откуда пошло выражение «помереть со смеху». Если «со смеху» помирали так, то я предпочел бы тихо и достойно скончаться «с грусти». Я уже не глядел по сторонам — просто не было сил, а пялился на золотую броню прямо перед глазами, обильно орошая ее горькими слезами принудительной радости.

И вдруг пытка смехом кончилась. Я лежал лицом вниз, обессиленный, выжатый, как шкурка от крыжовника, и наверняка такой же зеленый. В голове звенело, во рту и в горле было шершаво-больно, а в животе, руках и ногах — пустынно. Но я все-таки еще нашел в себе силы поднять голову и посмотреть, почему закончилась потеха. Так было весело, и вдруг…

Ничего вокруг вроде бы не изменилось, но «гуси-лебеди» почему-то больше не поливали нас веселящим огнем своих излучателей, а поспешно втягивали их в плоские брюха, отваливаясь при этом назад и вверх, как насосавшиеся крови слепни. Я не сразу разглядел причину их отступления — синий луч, бивший в их направлении снизу, из леса, был плохо заметен в ярком свете дня. Луч мимоходом задел пару раз ксенли, и дракон дважды трясанулся напоследок, как бы выдав заключительные аккорды к нашей до смерти веселенькой пляске.