— Вы хотите сказать, что это было заметно? — потрясенно спросил Дик.

— Ну, конечно, я ведь торговец, друг мой, я научился пользоваться своими глазами. О чем я вам толкую — никогда не будьте бестактным, никогда не выказывайте нетерпения, никогда не язвите и не переходите на личности. Считается, что это забавно — отпускать замечания личного характера. Прямо-таки национальная черта. Без излишней услужливости, не улыбаясь сверх меры; ну, вы все это усваиваете. И конечно же вы приобретаете технические знания: как распознавать фарфор, серебро, хрусталь. Но научитесь видеть искусство — и вы научитесь видеть людей. Изучайте художника: почему он нарисовал это именно так? Чтобы угодить? Следуя моде? Или тут нечто большее? Нет, ну надо же! Представляю вас, волнующегося из-за этих часов, спрашивающего себя, а не украли ли вы их? Мучающегося — отдать ли часы обратно и что я на это скажу. Я действительно на какой-то момент спросил себя: а не притворитесь ли вы, что не знаете, о чем идет речь, если я о них упомяну. Мне очень приятно видеть, что я не ошибся. Ну же, друг мой, за работу. Работа, а потом игра. Как играть, вы пока тоже понятия не имеете. Но об этом кое-что узнаете, в ближайшие дни.

Наткнувшись на пару строчек, накорябанных в блокноте, Ван дер Вальк заинтересовался — что это такое? Прочел их и на какой-то момент задумался.

«Рассказ об украденных часах, якобы подброшенных, — так там было написано. — Почему пришел ко мне Р. Оддинга? Линденграхт. Работа по странному стечению обстоятельств, ничего осязаемого, но что-то такое чувствуется в атмос. не вполне чисто. Ищет ободрения, идет в такую даль. Могущество телевидения? Энергетический импульс, внезапное творческое озарение парня в его возрасте. Это мне пришло в голову?»

Как довольно часто с ним случалось, Ван дер Вальк сначала толком не разобрал, что все это означает. Он вспомнил эпизод, но запись была рассчитана на то, чтобы подвести его к какой-то другой идее. Да, конечно. Он потянулся за другим блокнотом, тем, где содержались записи для его диссертации, взъерошил волосы, зажег сигарету, протер очки и быстро написал:

«Заново учиться восприимчивости. Профессиональный полицейский сыщик начисто ее лишен, потому что он (а) перегружен работой; (б) слишком узкий специалист, то есть имеет дело только с отдельными фрагментами расследования; (в) его восприимчивость притупилась от повторов; г) см. (б), он — часть неповоротливой машины, винтик, безо всякого интереса или понимания по отношению к другим винтикам…

Теперь сопоставим с этим подход классического „частного детектива“ из художественной литературы: он — одиночка, имеющий в своем распоряжении все элементы. Его рабочее время и часы досуга неизменно используются для работы мысли и воображения, которую стимулируют трубки, скрипки, наркотики, как в случае с Ш. Холмсом, или шахматы и виски, как в случае с П. Марлоу. Абсолютно высосанный из пальца, потому что подобный типаж не обладает, не может обладать всеми элементами. Соответственно, автор идет на обман — приписывает человеку гораздо большие знания и мастерство, чем те, которыми он обладает. Отсюда механическая передача мозговых импульсов, порожденных опиумом или виски, и череда удачных совпадений: ему всегда удается оказаться на месте преступления, вместо того чтобы лежать в постели или сидеть в туалете, когда случается что-то захватывающее, что оправданно и необходимо в художественной литературе, но в жизни…

Тем не менее здесь заключен полезный урок. Восприимчивость, искусство анализа и синтеза незаменимы, и их нелегко приобрести на занятиях в полицейской школе. Вывод: подразделение, ведущее расследование уголовного дела, должно, вероятно, состоять из максимум четырех-пяти человек, каждый — с какими-то особо развитыми профессиональными навыками. Ср. с вымышленным Мегрэ. Лукас, пожилой, дотошный, хорошо подмечающий детали. Терпение, упорство; Жанвье, молодой, честолюбивый и обладающий хорошо развитым воображением; „маленький Лапуант“, чувствительный идеалист, невинный и добросердечный; Торренс — мускулы; и Лоньон, неутомимый труженик — это мудрая формула, сохраняющая свою действенность в ходе работы над пятьюдесятью книгами. Теперь обозначим малюсенькое гибкое компьютерное подразделение, способное механически производить все эти отнимающие столько времени сверки данных. Оно может дать механическую оценку, но не способно заменить основанного на чувствах человеческого понимания, никогда не сможет заменить Мегрэ! Нельзя исключать элемент „частного детектива“. Взять, к примеру, этого парня Дика, который является идеальным примером для частного сыска. Марлоу/Арчер мог бы заинтересоваться, если бы на тот момент у него не было более подходящего занятия. У существующих полицейских структур в любом случае отсутствовали бы интерес и возможности. Поскольку не было подано жалобы, никакая административная машина даже не пришла бы в движение. Вышеупомянутая ад/маш безнадежно неуклюжая и громоздкая».

Он закрыл блокнот, отодвинул его и взял другой, озаглавленный «Экспериментальная психология». «Допустим, мы проводим эксперимент, — было написано в нем. — Ср. трудности включения частного детектива в подразделение крим. бриг. Этот парень Одд, одд-бол, одд бой. Если предположить, что я решил бы заняться этим в одиночку, без всякого официального содействия или поддержки, мне было бы интересно узнать, (а) как далеко я бы в этом продвинулся; и (б) кроется тут что-нибудь!.. Замечание административного порядка: поскольку гипотетический „частный детектив“ должен быть прекрасно обученной и хорошо оплачиваемой штатной единицей, как, черт возьми, втолковать это финансовому инспектору, за которым всегда последнее слово? Как встроить его в иерархическую структуру? Эксперимент неприменим, потому что мое время принадлежит мне. Следовательно, проследить, сколько времени я на это трачу и с каким результатом!»

И наконец, Ван дер Вальк взял свой маленький карманный дневник и написал: «Дик, А’дам, Линденграхт, мошенничество с подброшенными часами, что за этим кроется?»

Это было бы интересно, сказал он себе. Допустим, он попытается провести расследование дела-прецедента на чисто личной основе — истории этого парня. В ней не было ничего такого, так что это было бы чистым экспериментаторством. Он не станет ловчить, как всегда поступали частные детективы из литературных произведений. Увязнув в административных мелочах, они неизменно вспоминают, что у них есть дружок где-то в администрации, который «в долгу перед ними», и звонят ему, чтобы запросить информацию, сбор которой требует профессиональной беготни! Нет, Ван дер Вальк не станет этого делать. Он будет работать на строго частной основе, и только в свое личное время. Он мог бы завести блокнот под названием «Эксперимент». Комиссар заглянул в свой ящик — блокнотов не осталось. Он встал и открыл дверь.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Ван дер Вальк мисс Ваттерманн, подозрительно оглядывая кипу бумаг.

— Рефератом для профессора де Хартога.

Его сосед делил с ним секретаршу. Слава богу, в этой пугающей груде печатных материалов нет ничего для него.

— У вас больше не осталось этих тетрадей?

— Нет, боюсь, что нет. Я могу купить, если вы дадите мне распоряжение. Придется только попросить, чтобы в магазине выписали чек, а затем переслать его фининспектору.