Двадцать восемь этажей с разрозненными осколками нескольких министерств, приобретенные для того, чтобы «разместить лишних чиновников». К каковым относился и он сам! Здание испытывало активное воздействие выхлопных газов от машин жителей из пригородов, застрявших в дорожных пробках и просачивающих в недра земли промышленных отходов. Здесь работала Комиссия по изысканиям в области законодательной реформы (подкомитет Уголовного кодекса, изучающий замену репрессивных элементов образовательными механизмами), одной из шестеренок которой являлся комиссар Ван дер Вальк. Он был достаточно осторожным и опытным чиновником, чтобы испытывать скепсис по поводу комитетов, но занимал пост главного комиссара. А это были заоблачные выси полицейской иерархии, предмет гордости других. Он никогда не думал, что заберется так высоко.

Вот уже несколько лет, из-за приведшей к увечью физической травмы и прочно укрепившейся за ним репутации человека одновременно несдержанного и безответственного, он не имел никаких дальнейших перспектив. Правда, его продолжали задействовать в качестве шефа мобильной криминальной бригады в муниципалитете крупного города в Южной Голландии, но он понимал, что катится под гору — «voie de garage»[34] — как Арлетт это называла, ощущение ссылки. Никаких надежд на служебную карьеру и совсем мало по-настоящему интересного в текущей работе. На подобных должностях все делалось по заведенному шаблону, все зависело от решений, принятых тридцать лет назад. Если не считать малозначащих деталей, у него не было никаких возможностей заниматься новациями, время от времени «чуточку отклоняясь от заданного курса». Его положение представлялось Ван дер Вальку разочаровывающим финишем для старшего полицейского офицера с более чем двадцатипятилетним стажем. В последние пять лет в обществе, которое распадалось и становилось все более неустойчивым, под влиянием брожений, еще не осознанных в первую очередь правительственными чиновниками, его работа стала выглядеть все более пустячной и бесполезной. Не так много интереса или доблести в выявлении и изоляции, во все возрастающих количествах преступников, большинство из которых на самом деле либо вообще не преступники, либо отнесены к таковым по ошибочным соображениям. Но все следовало передавать на рассмотрение судебному магистрату, знакомящему адвоката с обстоятельствами дела и выступающему в качестве обвинителя, который порой мог согласиться с тем, что груды бумаги, чудовищно запутанные и подробные досье — чудовищная трата времени для всех.

Даже будучи вызван, как случалось раза два в году, для того, чтобы предстать перед генерал-прокурором, высшей судебной инстанцией в провинции, Ван дер Вальк испытывал скуку. Пару раз в прошлом это означало расследование какого-либо дела слишком уж деликатного или щекотливого свойства, чтобы прибегнуть к легальным каналам. Порой случались весьма забавные эпизоды или такие, от которых волосы вставали дыбом, но подобные вещи доставляли хлопоты, которых они не стоили. Чиновники высокого ранга, жены которых пристрастились к воровству в магазинах, сомнительное поведение японских или болгарских агентов-закупщиков — подобные вещи больше его не интересовали. Да и в любом случае, вызовы к начальству не означали чего-то большего, нежели обычный разнос.

Однако на этот раз он был удивлен. Высокопоставленный чиновник высказывался прямолинейно, почти кратко:

— Садитесь. Это неофициально и конфиденциально. В последнее время правительственные круги проявляют все большую озабоченность социальными проблемами. Размывание или ломка традиционных ценностей… а впрочем, с вами я не стану терять на это время; нам обоим подобные разговоры набили оскомину. Так вот, большинство европейских стран, как вы знаете, эти проблемы изучают, и повсюду существуют группы, очень раздробленные и изолированные. Значительная часть работы представляет собой чисто эмпирическое латание дыр, а еще большая — носит слишком теоретический характер. Теперь предложено учредить комиссию, чтобы координировать некоторые проекты в общеевропейском масштабе и выработать дальнейшие рекомендации. Меня попросили представить свои соображения, а также оказать помощь в подборе членов этой комиссии. Значительная часть этой работы связана с реформой магистратуры и некоторыми чисто юридическими моментами — давайте их опустим. Было достигнуто согласие относительно того, что полезно было бы выслушать глас полиции. Особенно по проблемам, касающимся отношений общества с законодательством. Ваша кандидатура была упомянута в этом контексте, предложена для участия в работе комиссии и впоследствии утверждена. Конечно, вам еще предстоит дать свое согласие. Я вызвал вас, чтобы предложить вам эту должность и разъяснить некоторые связанные с ней моменты.

Должность неоплачиваемая, но в случае с вами могла бы быть оплачиваемой. Еще она подразумевает полный рабочий день, так что поступило предложение освободить вас на этот период, который может продлиться два или даже три года, от ваших административных обязанностей и перевести в Гаагу, где вы, очевидно, останетесь в вашем нынешнем ранге и на полном окладе. Там вам подыщут служебную квартиру и, само собой, кабинет. У вас, без сомнения, есть и другие вопросы. Задавайте их.

Он согласился с ходу. Генерал-прокурор, подумал он, остался доволен такой готовностью.

— Между прочим, Ван дер Вальк, — сказал он, когда комиссар уже собирался уходить, — считается, что члены этой комиссии должны, когда это уместно, состоять в званиях, обеспечивающих определенный вес и достаток. А посему довожу до вашего сведения, что выполнил рекомендацию, согласно которой вам надлежит иметь чин и жалованье главного комиссара, а от себя добавлю, что отнюдь не считаю это неуместным в отношении офицера с вашими стажем и опытом. Вот, пожалуй, и все.

— Моя жена будет очень рада, — сказал Ван дер Вальк, чуть улыбнувшись.

Генерал-прокурор, в свободные минуты не чуждый юмора, улыбнулся в ответ и постучал своей авторучкой по девственной промокашке, прежде чем нацелиться на него.

— Да. Вы также могли бы поразмыслить над тем обстоятельством, что, возможно, в первый раз офицера полиции повысили по службе по… гм… по причинам литературного свойства. Ну что же, до свидания, Ван дер Вальк. Передайте вашей жене мои поздравления, хорошо?

Так что теперь он испытывал гордость. На его двери было написано его имя, а не звание. Кабинет был определенно меньше, чем предыдущий, и, пожалуй, даже еще мрачнее. Но более тихий и, несомненно, в большей степени личный. И даже роскошней, что более приличествовало высокому жалованью. Ему больше не приходилось иметь дело с полицейскими в рубашках с короткими рукавами, с грохотом снующих туда-сюда, или общественностью с ее маловразумительными, сбивчивыми рассказами о гонениях и преследованиях. Сказать по правде, ему не хватало и того и другого. Но вот по чему он не тосковал, так это по проволочным корзинам, набитым невыносимо глупыми бумагами, все время звонящему телефону и полу, грязному независимо от того, сколько раз его подтирали.

Никакого тебе линолеума! Современный кабинет, с ковром «мокет» от стенки до стенки. Строгий письменный стол, панель из так называемого тика на сложной металлической подставке и черное кожаное кресло. Окно, которое не открывается из-за пыли, шума, возможных самоубийств и чтобы не вывести из строя кондиционер. Телефоны приглушены до штатского мурлыканья.