— Ясно, она — чадо Вика. — Слоун поглядел на Эстер. — Значит, он не убивал Муров или наоборот? Где она была все это время?

— Я убежала, — сказала Эстер. — Узнала, что мой отец не Фрэнк, а Мартин. Потом решила, что он всех убил. У меня никого не осталось.

Кевин Блейк расстегнул верхние пуговицы рубашки.

— Когда ты узнала, что Фрэнк тебе не отец? — спросил Слоун.

— Все эти нападки, угрозы и прочая фигня. — Она посмотрела на Фрэнка. — Побои. Да она с радостью мне рассказала.

— В одном ты ошиблась, — сказал Фрэнк. Он будто потерял часть своей силы, а заодно ослаб и голос. — Чья бы кровь в тебе ни текла, я воспитывал тебя двенадцать лет. Любил двенадцать лет. И каждый день после. — Неверными шагами он подошел к кровати.

Эстер, то есть Лиззи Мур, смотрела на него так, будто он — ядовитая змея.

— Ты что, не понимаешь? Кровь — не вода. Ты перестал быть моим отцом в тот день, когда поднял руку на маму. Не тебе решать, Фрэнк. А мне. Та девочка, которую ты воспитывал, жива, мои брат и сестра живы, и мама тоже. А вот ты, черт подери, умер для нас.

Я подошел к кровати и встал между ними:

— Расскажи, что случилось той ночью.

— Мартин этого не делал, — сказала она. — Он был со мной. Мы тогда впервые встретились. Он мне даже не понравился, если честно. Приоделся, волосы назад зачесал, все такое, но все равно рядом с Фрэнком выглядел неудачником. Сводил меня в придорожное кафе, накормил ужином, а потом повез домой. — Она оглядела палату. — Вот только машина по дороге сломалась. Мы приехали поздно. Было темно, и сколько бы мы ни стучали, никто не открыл. Мартин не знал, что делать, вот и оставил меня ночевать у него в гостинице. Провел в номер украдкой, чтобы вопросов не задавали, а утром мы вернулись.

— И что случилось потом?

— Мы приехали очень рано, — продолжала Эстер. — Он постучал, но опять никто не открыл. При свете дня можно было заглянуть в окно. Он заглянул и чуть не упал. Велел мне подождать, а сам пошел на задний двор. Я услышала звон разбитого стекла и испугалась. Я еще не совсем доставала до окна и не увидела того, что видел он, поэтому просто ждала. Целую вечность. — Она сглотнула и вытерла глаза. — Потом тоже обошла дом и залезла в окно на кухню вслед за Мартином. Он порезался, когда залезал, но я все равно последовала за ним. Вошла в прихожую и…

Мы переглянулись.

— Везде была кровь. А у лестницы что-то вроде кучи грязного тряпья. Почему-то с лицом. Маминым. Я замерла у входа и смотрела на нее. Забыла, как выйти из дома. И даже как дышать. Со второго этажа спустился Мартин. Весь в крови, натурально, и я поняла, что не слышу голосов Артура и Мэри. Он что-то сказал. Что-то вроде «все умерли», и я закричала. Он попытался меня обнять, я его ударила. Теперь я понимаю, что он испугался не меньше моего, но тогда я просто подумала, что он влез в окно и их убил. Обозвала его психопатом, распахнула дверь и побежала.

— Куда? — спросила Наоми.

Эстер покачала головой, будто не могла вспомнить:

— В школу, кажется. В первую ночь спала в сарае для спортинвентаря. Устала до смерти. А когда проснулась и вернулась в город, о Мартине уже писали все газеты. Дали ему прозвище Лунатик. Арестовали. Сказали, что это он всех убил. А я, получается, стояла у дома, пока он всех убивал. В некоторых газетах даже заявили, что я тоже погибла. — Эстер прижала руку к груди. — Я и правда будто умерла. Я даже расстроилась, что еще дышу!

— Лиззи… — произнес Фрэнк.

— Но знаешь, что было хуже всего после всей этой крови, смертей и страха? Что испугало меня по-настоящему?

Фрэнк покачал головой.

— Что меня отправят жить с тобой.

Фрэнк весь будто сдулся.

— Тот, кто пришел с ножом и убил их всех, сделал это быстро. Настоящая жестокость — убивать человека медленно, много лет. Словами, оскорблениями, угрозами и ложью. Я никогда не буду ненавидеть убийцу моей матери так, как я ненавижу тебя, Фрэнк. Это из-за тебя я убежала в тот день. И бежала каждый день после. — Ее голос дрогнул. — Я жила на улице. Связалась с девчонкой, которая с матерью занималась мошенничеством под видом благотворительности. Они приглядывали за мной. Переезжали с места на место, и вскоре мы оказались в Ирландии. Я трахалась за наркоту и деньги, Фрэнк, я хочу, чтобы ты это знал. Сперва я называла себя Эстер, только когда шалавила, а спустя какое-то время сжилась с этим именем.

— Почему ты вернулась? — спросила Наоми.

— В газетах сообщили, что Мартин умирает. Все снова всколыхнулось. В какой-то благотворительной лавке мне попалась его книга. — Она кивнула на Блейка, который, казалось, держался на ногах только за счет стены. — Читать было тяжело. Я впервые позволила себе подумать о случившемся. Он написал, мол, криминалисты доказали, что все умерли ночью в пятницу. И тогда я поняла, что я — алиби Мартина, ведь в это время он был со мной.

Я повернулся к Кевину Блейку:

— Возникает вопрос. Как Вик составил, прочел и подписал двадцатипятистраничное признание? Особенно будучи неграмотным.

— Не хочу это обсуждать, — сказал Блейк, держась за сердце.

— Папа сказал, его трое или четверо суток держали без сна. Описывали ему все подробности убийства, пока он не затвердил их наизусть. Потом включили магнитофон, заставили наговорить признание, составили протокол. Велели подписать каждую из двадцати пяти страниц и только потом позволили поспать. Он и так был в шоке, когда его арестовали…

— А кто же тогда, — сказал Блейк, прижимаясь к стене. В его глазах стояли слезы. — Кто, если не он…

— Это вопрос не к нам, — сказал я. — А к тебе. Наверное, ты хотел как лучше. Навсегда упрятать убийцу за решетку. Да только не того посадил, Кев. Понадобилось всего-то подкинуть орудие убийства в гостиничный номер и принять меры, чтобы Мартин подписал признание. Твоя книга стала вишенкой на торте.

Скрючившийся у стены Блейк переводил взгляд с одного присутствующего на другого.

— А спустя двенадцать лет объявляется Эстер с железным алиби Мартина Вика. Доказывающим, что все — твое расследование, твоя книга, твоя жизнь — построено на лжи. Я все недоумевал, кто же мог подобраться к Реннику, пожать ему руку, а потом зарезать? Думал, может, дела сердечные какие-нибудь, ну или взятки…

— Он меня узнал, — сказал Блейк. — Сказал: «Это вы поймали Мартина Вика. Позвольте пожать вам руку…»

— А потом ты полоснул его ножом по шее.

Блейк сделал три судорожных вдоха.

— Я не хотел… Не хотел. Но мне недолго осталось. А когда чертов конец близок, начинаешь подводить итоги. Я не хотел умереть опозоренным. Не хотел, чтобы меня подняли на смех. А Сатти… — Он покачал головой. — Да наплевать. Он и копом-то не был, и ты не коп. Даром что его протеже.

— Я никого не поджигал, Кев.

— В первую нашу встречу я сказал тебе… — Он еще крепче схватился за грудь. — Что для кого-то поджог был единственным выходом. Только этот кто-то — я. Выбора не было. Сегодня ты в игре, а завтра — нет.