Она смешалась.

– У тебя, как и у меня, высшее образование. И, похоже, гуманитарное. Как тебя занесло торговать косметикой?

– Многие женщины этим сейчас занимаются. И с высшим техническим.

– Не юрфак, часом, оканчивала?

– Нет.

– Тогда педагогический?

– Д-да, – сказала она с легкой заминкой.

– А предмет?

– И... изобразительное искусство. То есть я хотела сказать, что преподавала, в том числе и изобразительное искусство. Рисование.

– Ты же говорила, что совсем не разбираешься в живописи, когда я предлагал тебе пойти в Эрмитаж!

– Я... я постеснялась. Учитель рисования – это слишком скромно.

– Так это же здорово!

Он вскочил. Полотенце, которым он обмотался, упало, но Гера ловко его подхватил.

– Ты любишь живопись! Это потрясающе! У нас с тобой очень много общего! Я иногда просто слышу себя!

– Что у меня может быть общего с адвокатом по налогам? – пробормотала она.

– Да адвокатство – это ерунда! Я всегда мечтал посвятить себя искусству!

– Нет, зачем же? – она испугалась. – Не надо искусству. Не хватало еще тебе картины писать!

– Это так плохо? – прищурился он.

– Большинство современных произведений живописи – мазня, – сказала она уверенно.

– Я тебя познакомлю с одним человеком, который тебя в этом быстро разуверит, – пообещал Гера.

– Ты не себя ли имеешь в виду?

Он загадочно улыбнулся. Она почувствовала, что летит в пропасть. Тема живописи уже появилась в их разговорах. Срочно надо что-то делать.

– Катя... Я тебя не тороплю, но... Что ты скажешь?

– Все так быстро. И неожиданно.

– Я пробуду в Москве столько, сколько ты хочешь. Я могу купить для нас квартиру.

– Нет! Не надо!

– Почему? Ты хочешь жить в Питере?

– Нет! Я еще ничего не решила!

– Хорошо. Не получилось сразу, с первого захода, будем действовать постепенно. Куда ты желаешь завтра пойти?

Ее мысль лихорадочно заметалась. Сказать Гере, что ее подозревают в убийстве? Поэтому она не может ничего обещать. Какая свадьба, если завтра она может оказаться в тюремной камере? Ну, сказала. А дальше что? Перебрать весь алфавит или остановиться где-нибудь на букве «О»? Ограбление ювелирного салона. Ей тогда крупно повезло. Она увела сапфировое колье из-под носа Скрипача. Она машинально посмотрела на Герины руки. Вот почему она об этом вспомнила. Руки.

– Ты правда не ходил в детстве в музыкальную школу?

Он сел рядом с ней на кровать и крепко Катю обнял:

– Правда. Знаешь, а ты права. Все так быстро случилось. Каких-то несколько дней, и...

– И ты уже готов жениться на первой встречной!

– Мне кажется, я тебя знаю миллион лет, – он посмотрел на нее как-то странно. – Слушай, ты никогда не красилась в брюнетку?

– Нет.

– А очков не носила?

– Очки? – она натянуто рассмеялась. – Что ты! У меня отличное зрение!

– А вот я ношу контактные линзы, – признался он.

– Не цветные, часом?

– Нет. – Он улыбнулся. – Хотя многие об этом спрашивают.

– Люди с такими синими глазами редкость. Очень необычный цвет.

– У тебя тоже.

Он опять потянулся к ней губами:

– Так что там, любимая наложница? Готова? У меня появилась прихоть. Я хочу, чтобы ты ее исполнила.

«Я должна что-нибудь придумать, – подумала она, скользя губами по его загорелому животу. – Я умная. Надо как-то объяснить свое богатство... И я придумаю...»

* * *

Громов был вне себя от восторга и волнения. Сегодня он встречал в аэропорту Шереметьево Виолетту. В руках у него был букет алых роз, а в глазах – небо. Он действовал уже не в рамках выполнения задания, все, что Громов теперь делал, он делал только для себя, для собственного благополучия и счастья.

Почему-то он был уверен, что этому счастью мешает Георгий Голицын. Есть он, Громов, а есть Счастье. Между ними ров с водой. Или кирпичная стена. Ее надо убрать, лучше одним махом, ров сравнять с землей, стену разрушить до основания, и все будет хорошо: Счастье и Валерий, наконец, соединятся. Именно из-за Голицына порученное ему дело зашло в тупик. Вот уже два дня Голицын в Москве и – о! ирония судьбы! – Сделал Семеновой предложение! Он, Громов, сам того не ведая, оказался пророком!

Подопечные, Семенова с Голицыным, вовсю крутили роман. Запись их последней ночи любви была приговором хитроумно задуманной Громовым комбинации.

– И долго еще мы будем тратить время впустую, а? – отчитывал его начальник, вытирая платком огромную лысину. Они только что прослушали запись. Валерий и сам вспотел: Семенова орала так, будто в следующее мгновение должен наступить конец света. – Слушать весь этот... – полковник закашлялся, – бред? А?

– Они вводят нас в заблуждение. Эта свадьба – часть хитроумной комбинации по изъятию ценностей.

– Они хоть раз прокололись? Где факты, Валентин? – Громов от страха икнул.

– Ва... Валерий.

– Да все одно. Факты, говорю, где? Сплошная... – толстяк заерзал на стуле,– любовь. Этого добра и на экране полно – смотри не хочу! – он шумно выдохнул. – Нам-то зачем забивать им архив? Люди собрались жениться. О кражах ни слова.

– Но ведь она ему врет, что работает в косметической фирме!

– Проверяет. И правильно делает.

– А он ей врет, что работает адвокатом по налогам!

– Тоже проверяет. До чужих денег охотников много. Ей не хочется думать, что он из-за денег женится, ему тоже не охота до конца раскрываться. Погоди, объяснятся.

– Вот и надо дождаться, когда они объяснятся!

– А настоящие преступники тем временем ограбят еще один музей! Вот, – на стол перед Громовым плюхнулась толстая папка. – Обворовали квартиру известного коллекционера.

– Это совпадение, – пробормотал Громов.

– Да? А не много ли совпадений? Ты обещал взять всю преступную группу. Где посредник?

– Улетел. В Америку.

– В трубу он улетел вместе с делом, которое развалилось. Ты шел по ложному следу, Валентин.

– Нет! Это не так! – его ресницы от обиды задрожали.

– Ты знаешь, что директор музея, в котором работает Голицын, накатал на нас жалобу? Связи у него – ого-го! Он с иностранными послами кофей пьет. А тут, понимаешь, пытаются подорвать престиж, ни много, ни мало, России! В наших музеях, видишь ли, фальшивые ценности! Потребовал привлечь за клевету. И правильно сделал! Сколько людей было задействовано в операции, сколько государственных денег потрачено, а результат – ноль! Оказывается, не там искали. В общем так, Громов: снимай наблюдение. О дальнейшей твоей судьбе будем думать.