Послышался звук запираемой двери, а следом – шаги Бурдо. Официант догнал Десейна на лестнице и пошел сзади. Лестница вибрировала от шагов, что делало боль почти нестерпимой. Зажав плечо, Десейн остановился на площадке перед входом на свой этаж.

– Сэр!

Десейн обернулся и, посмотрев в лицо Бурдо, заметил на нем выражение озабоченности.

– Будет лучше, сэр, – произнес официант, – если вы не станете лазать по крышам. Вы склонны к падениям. А упасть с этой крыши – очень опасно.

Гроза пришла в долину сразу после заката. К этому времени Десейн уже сидел в доме Пиаже в глубоком старомодном кресле, а его плечо было зафиксировано плотной повязкой. Дженни устроилась напротив на маленькой скамеечке, и в глазах ее застыл упрек.

Ранее Бурдо со всеми возможными предосторожностями отвез Десейна в клинику, примыкавшую к дому Пиаже, и доставил в пропитанную запахом антисептика кафельную приемную, после чего уехал.

Десейн не знал, как Пиаже примет его, но, уж, конечно, не ожидал, что столкнется с холодным отстраненным профессионализмом – именно в такой манере доктор осматривал поврежденное плечо.

– Порваны связки и незначительный вывих, – сказал Пиаже. – Что вы собирались сделать? Покончить с собой?

Десейн морщился от боли, пока Пиаже накладывал повязку.

– А где Дженни? – спросил он.

– Помогает с обедом. Мы расскажем ей о вашем дурацком поступке после того, как починим плечо. – Доктор закрепил конец повязки и продолжил: – Но вы так мне и не сказали, как вас угораздило повредить себе руку.

– Я шпионил, – пробурчал Десейн.

– И сейчас шпионите?

Пиаже перекинул перевязь Десейну через плечо и еще раз проверил – неподвижна ли рука.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул он. – Некоторое время походите так. Без нужды не шевелите. Наверное, об этом вам не следовало говорить. Не надевайте пиджак – от этой двери в дом ведет крытый переход. Идите, а я пришлю Дженни, чтобы развлекала вас до обеда.

У крытого перехода были стеклянные стены, а на полу рядами стояли горшки с геранью. Гроза началась как раз в тот момент, когда Десейн шел по переходу, и он остановился, чтобы посмотреть на свежескошенную лужайку, на ряды роз, на низкое серо-синее небо. Ветер гнал дождь по улице, сгибая стройные стволы белых берез. Вдоль тротуаров спешили люди, и ветер трепал мокрые полы их плащей, выставляя ноги на всеобщее обозрение.

Голова у Десейна слегка кружилась, и его познабливало, несмотря на то, что от дождя и ветра он был защищен стеклянными стенами перехода. Что я здесь делаю? спросил он себя. Горло пересохло, он сглотнул и поспешил к двери дома, через которую прошел в обшитую панелями гостиную с массивной мебелью. В комнате витал легкий запах горелого угля. В плече глухо пульсировала боль. Десейн шагнул в гостиную и, миновав буфет, заполненный тяжелой посудой, осторожно опустился в глубокое мягкое кресло, обшитое зеленой рубчатой тканью.

В неподвижном состоянии он почти не испытывал боли и на минуту почувствовал облегчение. Но через мгновение пульсация возобновилась. Дверь хлопнула, и послышались торопливые шаги.

Дженни, с горящим лицом, появилась слева, из под широкой арки. Мокрый «хвостик» волос торчал у нее на затылке. Она была в простом оранжевом платье – резкое цветовое пятно на фоне приглушенных тонов гостиной. Десейн вдруг вспомнил, как однажды говорил Дженни, что оранжевый – его любимый цвет. И это почему-то заставило его насторожиться.

– Гил! Что с тобой? – спросила она, остановившись напротив его кресла.

Десейн сглотнул.

Дженни увидела его расстегнутую рубашку, перевязь на шее, кончик повязки и вдруг, упав перед Десейном на колени, положила голову ему на колени и крепко обхватила его руками. Он понял, что Дженни плачет, и слезы текут ручьем по ее щекам.

– Послушай, Дженни! – начал он и замолчал.

Ее искренние слезы ввергли Десейна в замешательство. Он ощутил чувство вины, словно в чем-то предал Дженни, и это чувство побороло и боль, и усталость.

Дженни взяла его за левую руку и приложилась щекой к его ладони.

– Гил! – прошептала она. – Давай поженимся! Прямо сейчас!

А почему бы и нет? Десейн, в принципе, был к этому готов. И, вместе с тем, чувство вины его не отпускало. Оставались без ответа кое-какие вопросы. Не была ли Дженни приманкой в поставленной для него ловушке? Если да, то известно ли ей об этом? Знает ли сидящая на крючке насадка, что ее используют для привлечения форели?

Слева из-под арки раздалось тихое покашливание. Дженни отстранилась, но руки Десейна не отпустила. Он поднял голову и увидел Пиаже. Доктор переоделся в синий смокинг, который сделал его еще больше похожим на китайского мандарина. Он немного наклонился, явно получая удовольствие от того, что видит, но смотрел внимательно и задумчиво.

Позади Пиаже, освещенная янтарного цвета канделябрами, открывалась столовая с овальным столом посередине. Стол был накрыт белоснежной скатертью, и на нем сияли хрусталь и серебро.

– Дженни! – произнес Пиаже.

Та вздохнула, неохотно отпустила руку Десейна и, отойдя в сторону, села с ногами на зеленый диван.

Десейн ощутил запах жареного мяса с чесноком и почувствовал, насколько он голоден. Обостренное обоняние сразу распознало в доносившихся запахах еды соблазнительный аромат сыра от Джаспера.

– Полагаю, нам следует обсудить вашу странную предрасположенность к участию в несчастных случаях, – сказал Пиаже. – Не возражаете, Гилберт?

– С удовольствием, – отозвался Десейн.

Он внимательно наблюдал за доктором. В голосе и самой манере Пиаже сквозила осторожность – доктор колебался, нужно ли слишком глубоко погружаться в тему, и его нерешительность была вызвана не только опасением, что он как хозяин может обидеть гостя, но и чем-то иным.

– Часто вам приходилось попадать в болезненные ситуации? – спросил Пиаже.

Задав этот вопрос, он пересек комнату и сел в мягкое кожаное кресло возле Дженни. Устроившись, он посмотрел на него через плечо Дженни, и Десейну вдруг пришло в голову, что доктор намеренно выбрал эту позицию, чтобы таким образом заключить с Дженни союз против него, Десейна.

– Так как? – произнес Пиаже.

– А почему бы нам не обмениваться ударами? – улыбнулся Десейн. – Вы отвечаете на мой вопрос, а потом я – на ваш.

– Вот как?

Пиаже довольно улыбнулся – шутка пришлась ему по душе. Обеспокоенной выглядела только Дженни.

– Каков же ваш вопрос? – спросил Пиаже.

– Договор дороже денег, – произнес Десейн. – Сначала я отвечу. Вас интересует, часто ли я попадаю в болезненные ситуации. Часто ли со мной происходят несчастья? Нет. То есть не происходили, пока я не приехал сюда. До этого был единственный раз – когда мне было восемь лет, я упал с яблони.