такое: немедленно прекрати! Вновь вскинул новые плети и опять попытался ударить странного человека, и с тем же успехом. Тогда до меня и дошло – с некоторым опозданием, дэберы чуть раньше сообразили: ведьмак что-то делает с ним! Черт его знает, что именно, но не размышлять же сейчас об этом!

Вместо этого я ударил. С некоторым отставанием от спецназа, но опередив Мишико и Глеба. На миланском смертеце сошлись черные молнии дэберов и мое «огненное дыхание». Сложенной нашей силой палача швырнуло назад и чуть вправо от меня. Протащило переломанной куклой по искореженному дорожному полотну и оставило лежать, воняя горелым мясом.

Ведьмак – это я увидел периферийным зрением – мешком осел на землю. Игнорируя крики бойцов оцепления, которые дисциплинированно не вступали в бой и держали полог, к другу бросился целитель.

Евсеев хладнокровно всадил несколько черных сгустков в тело убийцы. Точнее, в то место, где миг назад лежало его тело, сейчас откатившееся в сторону и поднимающееся на ноги. Да что с тобой, сукой, сделать надо, чтоб ты сдох?! Расчленить и куски по всему миру развезти? Я же не поленюсь, так и сделаю!

В этот момент я понял, почему князь Поярков назвал выходцев этой магической школы смертецами. Зеленым огнем горели глаза, бывшие недавно черными, черты лица заострились, кожа обтянула череп, грозясь вот-вот порваться. Не человек, а оживший мертвец. Еще и обгорелый.

Он встал на ноги и хрипло рассмеялся. Обвел глазами всех участников схватки: тяжело дышащих и вымотанных в хлам дэберов, спешащего к нему бывшего следователя с клинками Росомахи наготове, берса, поднимающего над головой кусок дорожного полотна, меня, уже замахнувшегося очередным голубым сгустком. Развел руки в стороны и… взорвался!

Яркая зеленая вспышка ослепила меня. Машинально я схватил голубой жгут – единственное, что я сейчас видел, – и создал защитную сферу. Но не накрывая ею себя и своих людей, а сотворив вокруг колдуна кокон, в котором рассчитывал удержать энергию взрыва. Непонятно, получилось или нет. Потому что все цвета смешались в тошнотворный калейдоскоп. После чего остался только белый. Пронзительный белый свет.

«Игорек?» – «Он жив?» – «Сердце бьется…» – «Что с ним?» – «Дышит! Живой!» – «Игорь! Игорь! Ты слышишь меня?» – «Лекарь! Айсен, вашу мать! Быстрее сюда!» – «Он живой, без сознания просто. Токи в каналах стабильны. Просто без сознания. Нужно перевезти его ко мне». – «Федя, машину подгоняй!» – «Что с убийцей?» – «Нет его больше! Устроил, тварь, всплеск напоследок! Если бы Игорь не запер его в коконе эфира…» – «Как у него вышло?» – «Вот в себя придет, и сам у него спросишь! Игорь! Не отключайся!» – «Айсен, что со Стефано?» – «Он умер. Сердце остановилось». – «Это же он палача ослабил?» – «Я… Я не знаю…» – «Игорь Сергеевич?..» – «Игорь?..» – «Не отключайся!..» – «Не…»

Глаза я открыл очень осторожно. Ожидал взрыва головной боли, тошноты и других малоприятных последствий контузии – меня ведь должно было контузить, – но ни одного из них не ощутил. Да, все еще плясали перед внутренним взором пятна ослепительного белого цвета, все еще звучали в ушах звуки чужих голосов. Что-то совсем уже невнятное говорил дядя Ваня, заботливо кудахтал Глеб, бормотал целитель. Слов было не разобрать – просто шум. Затихающий и исчезающий за границей восприятия.

Зрение работало, но вокруг было темно. Не полностью темно, кое-что все-таки можно было разглядеть, правда, идентифицировать это кое-что не удавалось. Помещение. Темное. Есть вроде окна, но они задернуты плотными шторами. Потому и темно. Комната очень знакомая, никак не могу сообразить, чем именно…

Я лежу на чем-то мягком. Кровать или диван. Я в больнице? Нет, в больнице не должно быть так темно! И люди, персонал – где они? Тут никого, кроме меня. Это что же – притащили меня после битвы с палачом и бросили одного? Я их, значит, от взрыва этого урода спас, а они меня заперли одного? И узел. Я его не вижу, как ни напрягайся!

Так, спокойно, Антошин, не истери! Сколько ты провалялся, ведь неизвестно. Может, пару часов, а может, и пару дней. Давай-ка сперва руки-ноги проверим. Голова-то вроде цела, раз думает. Паникует, но это явление привычное. Главное, думает.

Руки с ногами отозвались на приказ пошевелиться. И сделали то, чего от них просили: руки ухватились за край кровати, а ноги опустились на пол. Ничего не болит, только ощущения странные. Будто на конечностях моих специальные грузики подвешены, отчего все движения выходили замедленными, словно я под водой ими шевелил.

Так, попробуем пройтись. Посмотрим, где мы… Черт! Черт, больно-то как!

Сделав первый же шаг, я тут же босой ногой ударился обо что-то на полу. И начал в голос материться. Не только от внезапной боли. Больше от осознания. Я понял, где оказался. Дома. В своем мире. В своей квартире. И тут же встретился со своим любимым журнальным столиком возле дивана. Этот долбаный, так его и растак, предмет мебели частенько проделывал данный фокус с моей ногой!

Уже не таясь, уверенно ориентируясь в темноте, я прохромал к стене и включил свет. Да, это мой зал. Шестнадцать квадратных метров, на которых уместился массивный диван, уже упомянутый журнальный столик, тумба с большим экраном телевизора и стеллаж из IKEA.

Облегчение прокатилось по телу волной, подобно той, что рождает первый глоток холодного пива, когда выходишь из парной. Дом! Я дома! В обычном, нормальном мире! С нормальными законами физики! Здесь нет никаких колдунов, никаких заговоров, никто не будет стрелять из крупнокалиберной снайперской винтовки мне в окно…

А затем пиво впиталось в сухой и горячий песок.

Здесь каждый мой день будет похож на предыдущий… Я буду улыбаться людям, которых в душе презираю и считаю глупее себя, буду заискивать перед власть имущими и под шумок отгрызать крохи от ломтей бюджетного пирога, с завистью наблюдая, как основные его части распихивают по карманам совсем другие люди. Я дома…

На столике стояла початая, почти уже пустая бутылка коньяка. Закуски, даже лимончика занюхать, не было. Двойник – а кто же еще? – на сон грядущий явно заливался по горлышко. Недаром его князь алкашом считал: чуть какая трудность – тут же к бутылке! Да чего на него пенять – сам-то!

Я ухватил пузатую бутыль семилетнего «Ноя» под горло и вылил остатки алкоголя, граммов сто, в рот. Огненная жидкость обожгла пищевод, взорвалась в животе мягким фейерверком, но тут же погасла. Облегчения, что, в общем-то, ожидаемо, спиртное не принесло.

И ведь главное, почти все уже сделал там! Все нити распутал, всех виновных если не наказал… Эх, да что там! Хотел же домой, что теперь-то ноешь?

В изголовье лежал телефон. Видимо, двойник им баловался, пока пил горькую. Батарея показывала пятнадцать процентов заряда, а браузер хранил историю просмотра. Новости, новости, оккультные практики, открытие