Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем граф увидел позади нее мужчину. Но он стоял в тени, и Лайонел не мог рассмотреть его. Граф не сомневался, что это незнакомец не Дэниел. Какого черта делает здесь Патриция? Лайонел видел, как она обняла своего спутника, потом побежала за дом. К черному ходу, как понял Лайонел. А где Дэниел?
Небо с каждой минутой становилось все светлее. Уже виднелись хижины в правой стороне долины, где, насколько ему известно, жили рабы. Диана рассказывала ему, что у них там целая деревня — дома с собственными садиками. С другой стороны от усадьбы был домик управляющего, где тот жил с негритянкой, родившей ему троих детей. Лайонел подумал, что, возможно, Патриция возвращалась из дома управляющего, а ее спутник — сам управляющий Грейнджер. Может, сегодня, когда он познакомится с управляющим, то узнает его.
Перед глазами Лайонела появилась красная пелена. Его с новой силой охватили цинизм и гнев обманутого мужчины. «Женщины… — подумал он, — все они лживы и бесчестны, все до одной». Патриция Дрисколл вышла замуж за Дэниела всего три месяца назад, но уже дурачит его и наставляет ему рога. Так же, как ему когда-то — Шарлотта. Та не стала ждать трех месяцев, даже не стала ждать свадьбы! Господи, неужели нет конца женскому коварству?!
Из постели послышался тихий стон, и Лайонел нахмурился. Эта женщина уже несколько дней как его дражайшая жена. Граф бросил сигару на землю и твердым шагом направился к постели. Чтобы женщины были честными, их нужно держать в узде. Женщине нужен хозяин. Он сдернул с Дианы простыню. Она не проснулась, но перевернулась на спину и раскинула руки. Лайонел схватил ее за лодыжки и развел ее ноги в стороны. Потом опустился сверху и одним мощным рывком вошел в нее.
Она вскрикнула и тут же проснулась.
— Лайонел!
— Лежи тихо.
Она была жесткой, равнодушной, не готовой принять его. Лайонел чувствовал, что разрывает ее. Ее руки уперлись ему в плечи, она хрипло дышала. Лайонел делал ей больно, но не останавливался. Он чувствовал, как она дрожит — но не от желания, как она отстраняется от него.
Он выругался и рванулся еще глубже, крепко держа ее за бедра.
Вкусив блаженство, он застонал и упал на нее.
Диана закусила нижнюю губу, но не смогла сдержать слез, и они потекли по щекам.
Лайонел очнулся. Он был как в тумане. Диана лежала в той же позе, широко раскинув ноги. Лайонел вышел из ее тела. Жена смотрела на него, ее потемневшие глаза были полны замешательства и боли.
— Почему ты сделал это?
Разум отказывался служить ему.
— Зачем ты сделал мне больно?
— Ты — женщина, ты такая же, как все, ты… — Он осекся.
Его ум разрывался между совершенным и тем, о чем он думал. Гнев, горевший в нем, вырвался наружу.
— Приведи себя в порядок, — сказал он, глядя на нее. Увидев следы крови на ее бедрах, Лайонел вздрогнул. Кровь и его семя.
Он же изнасиловал се! Изнасиловал собственную жену, порвав ее внутри! Лайонел почувствовал дурноту; гнев обманутого мужчины остыл, как перегоревший пепел. Он сделал такое потому, что Патриция Дрисколл изменяет своему мужу.
Лайонел быстро отвернулся от Дианы и надел панталоны.
— Я пойду поплаваю в морс, — бросил он через плечо и почти выбежал из спальни.
Диана лежала не двигаясь, пока за дверью не послышались торопливые шаги Дидо.
* * *
Патриция смотрела на Лайонела Эштона, графа Сент-Левена. Как умудрилась эта самодовольная зануда, ее невестка, подцепить такого жениха? А ей достался Дэниел Дрисколл. Она мечтала, что этот молодой человек избавит ее от благородной нищеты, которая царила в доме ее тетушки в городке Шарлотта-Амалия. Но этот дурачок желает стать врачом, а женой интересуется мало.
Если бы ей только удалось попасть в Лондон! Тогда она точно заполучила бы графа! Состояние и положение в обществе. Именно об этом она грезила. А этот Дэниел Дрисколл — просто болван.
Патриция прислушалась к тому, что ее свекор говорил графу:
— Видели бы вы, что здесь творится, когда сахарный тростник срезают и перерабатывают. Это настоящий ад! Вы знаете, Лайонел, что мы производим сахар, черную патоку и, разумеется, ром. Большую часть рома отправляем на север, в Соединенные Штаты. Если хотите, Диана покажет вам плантацию и все расскажет. Она знает о выращивании сахарного тростника столько же, сколько я. Верно, Диана?
Диана медленно подняла голову и глубокомысленно положила хлеб на свою тарелку рядом с нетронутым ломтиком ананаса.
— Что, папа?
Люсьен подозрительно посмотрел на дочь.
— Разве ты не хочешь показать своему мужу наш остров? Он может поехать на Эгремоне.
Кличка коня удивила Лайонела.
— Вы сказали Эгремон, сэр?
— Да, мальчик мой. Я знаю, что это имя известного своими скакунами английского герцога. Это просто шутка.
Лайонел улыбнулся.
— Я очень хочу поехать, Диана, — сказал он. Разумеется, Люсьен не сомневался в согласии дочери.
— Отлично! А я тем временем поговорю с Тео Грейнджером. Это наш управляющий, — пояснил он. — Он хороший человек, отлично знает плантацию, ему можно доверять.
Черта с два ему можно доверять, подумал Лайонел. Ему хотелось увидеть этого управляющего. В поисках разгадки граф посмотрел на Патрицию, но ее лицо было непроницаемо. А что касается Деборы Саварол, то сегодня утром она была на удивление молчалива.
— Отлично, — сказала Диана. — А где Дэниел?
— Среди рабов оказался один больной, — с презрением объяснила Патриция.
В этот момент появилась Милли — более чем внушительных размеров негритянка.
— Пришел мистер Грейнджер, масса.
— Спасибо, Милли. Прошу извинить, мне пора.
— Я готов, Диана, — сказал Лайонел и встал.
— Я ездила на вашей кобыле, Диана, — обратилась Патриция к Диане, которая тоже встала. — Она с норовом, не так ли?
Диана побледнела, затем покраснела.
— Нет, это не так.
Лайонел смотрел, как Диана взбежала вверх по ступенькам, чтобы переодеться в амазонку. Он медленно пошел в библиотеку. Ему хотелось увидеть управляющего.
— Это мой дом, — говорила себе Диана, наскоро меняя платье. — Мой дом, моя кобыла. Если только Патриция чем-то повредила Танис, я ей все волосы повырываю. А что до вас, мой любезный супруг, то я еще заставлю вас пожалеть о содеянном.
Как всегда, я то вполне сносен, то невыносим.
Гете
— Бог мой! Ты только посмотри на ее круп!
Лайонел посмотрел: на крупе Танис, лошади Дианы, остались следы сильных и многократных ударов хлыстом.