Рекламное объявление в New Yorker давало более конкретный намек: «Новинка мира интеллектуальных настольных игр, PERSON-ALYSIS, предлагает участникам веселые, захватывающие, интимные и откровенные возможности заглянуть в личную жизнь друзей и родственников… и даже собственную». Чтобы развлечься, мамы и папы брались за карточки с чернильными пятнами. Психология означала Фрейда, а Фрейд означал секс, но у фрейдистских идей не было отчетливых визуальных символов, которые ассоциировались бы с ними. В пятидесятые годы чернильное пятно Роршаха воплотило в себе визуальную сторону бессознательного, а после докладов Кинси, опубликованных в 1948 и 1953 годах, американцы стали меньше стесняться говорить о том, на что это, по их мнению, похоже.

В каждом уголке американской культуры наступил праздник Роршаха. Согласно статистике Google, пика в возвеличивании этого символа Америка достигла в 1954 году. В качестве реального теста, проводимого психологами и психиатрами, Роршах был самым популярным в мире в пятидесятые и шестидесятые годы. Чернильные пятна показывали людям в больницах, клиниках и методических центрах как минимум миллион раз в год только в Соединенных Штатах, тест стал «столь же тесно связан с образом клинического психолога, как стетоскоп привязан к образу врача в целом».

Их использовали для изучения всего и всех. В одной немецкой диссертации тест Роршаха применялся для того, чтобы подтвердить опубликованное ранее утверждение, что женская психология меняется во время менструации. В течение месяца автор показал чернильные пятна двадцати коллегам-женщинам из медицинского училища, а после сделал это еще раз, в первый день их менструального цикла. Во время цикла он отметил возросшее количество ответов, имевших сексуальный или анатомический подтекст, замедлившиеся реакции, более вычурные детальные ответы и более произвольный подход. Он не мог не заметить, что в два раза возросло количество ответов «кровь», и в шесть раз больше стало «огней», «пещер» и «ворот». Менструирующие женщины давали меньше ответов Движения и меньше ответов на карточки, которые, по идее, должны вызывать ответы Движения, что означало подавление: «недоверие к собственной внутренней жизни». Было больше Цветовых ответов, испытуемые очень активно «реагировали на эмоции». Из этого был сделан следующий вывод: психолог, проводящий тест Роршаха с женщинами, должен учитывать фактор влияния на их ответы менструального цикла.

Энн Роу, профессор Гарварда и клинический психолог, развернула стол в обратную сторону, начав использовать тест Роршаха и ТАТ для исследования психологии ученых. Она, в частности, обнаружила, что социологи давали на карточки Роршаха больше ответов, чем представители естественных наук (в среднем 67 на человека, в отличие от 22 у биологов и 34 у физиков), более мягко выражали свою агрессию и «имели более сильную склонность к общественным отношениям, но сильнее обеспокоены этими отношениями». Особенно интересен тест Роршаха, проведенный ею с бихевиористом Б.Ф. Скиннером, который дал ошеломляющее количество ответов — 196, — отмеченных «презрительным отношением к другим людям». Он видел в пятнах мало человеческих фигур и продемонстрировал «недостаток уважения к жизням животных», а также проявил особенности, которые заставили группу экспертов, когда им сказали, что испытуемый является известным психологом, предположить, что это был именно Скиннер. Он пренебрежительно отнесся к самим чернильным пятнам, делая в своих ответах такие ремарки, как «Симметрия вызывает неудобство», «Мелкие детали меня напрягают», «Плохо нарисовано» и «Не очень хорошо организовано».

У Скиннера был большой опыт работы с проекционными методами. Одним воскресным утром, будучи сильно занят в своей подвальной лаборатории в Гарварде, он услышал доносящийся через стену звук какого-то механизма: «Ди-да-диди-да, ди-да-ди-ди-да», — и собственный голос зазвучал в его голове, снова и снова повторяя: «Не выйдешь никогда. Не выйдешь никогда». Вместо того чтобы проводить больше времени по выходным за пределами лаборатории, Скиннер связался с Генри Мюрреем из Гарвардской психологической клиники, который как раз в то время занимался разработкой ТАТ. Скиннер помог ему создать ТАТ, а заодно придумал собственный тест, технику, названную «вербальный сумматор», суть которой заключалась в том, чтобы проигрывать испытуемым звуки, похожие на слова (такие звуки Скиннер стал специально собирать и записывать), которые он назвал «чем-то вроде звуковых чернильных пятен». Другие психологи быстро взяли на вооружение эту аудиоверсию теста Роршаха.

В 1950-х годах еще кое-кто пытался использовать проекционные методы на самом пределе человеческих чувств. Доктору медицины Эдварду Ф. Керману казался постыдным упущением факт, что слепые люди не охвачены всеми этими мощными методиками, поэтому он создал проекционную методику «Кипарисовое колено Кермана». В нее вошло шесть резиновых копий кипарисовых колен, которые давали ощупать испытуемым. («Кипарисовое колено, — пояснял он для тех, кто не был знаком с этим термином, — это образование, вырастающее на корнях кипарисового дерева [Taxodium distichum], которое попало в нашу культуру как объект орнаментов, привлекающий внимание наблюдателя из-за своей способности стимулировать творческие реакции на его многослойную, неоднозначную форму».) Люди должны были оценить резиновые слепки от наиболее приятного на ощупь до наименее приятного; дать каждому кипарисовому колену имя или название; рассказать историю с участием этих шести персонажей; а затем назначить один слепок на роль матери, другой сделать отцом, а третий — их ребенком, после чего рассказать еще одну историю обо всех троих.

Одному слепому восемнадцатилетнему старшекласснику больше всего понравился номер 5: «Это напоминает мне одного из монстров древнегреческой мифологии или что-то, имеющее несколько голов… Не знаю, что еще это может быть, мне просто это нравится». Он назвал его Авогадро, в честь химического закона, который гласит, что одинаковые объемы любого газа при одной и той же температуре и равном давлении будут иметь одинаковое количество молекул. Номер 4 был скучным: «Мне не нравятся вещи с ровной поверхностью». Анализ доктора Кермана читается как самопародия: «это не означает», что молодой человек «должен быть признан психопатической личностью или явным гомосексуалистом, но склонность и к тому и к другому у него есть». Отмечая, что достоверность теста не была доказана, Керман заканчивает на оптимистичной ноте: «Поскольку необходимы исследования достоверности, автор приглашает заинтересованных работников области или техников проекционных методик присоединиться к нему».

Присущий Керману неуклюжий фрейдизм был в середине века был повсюду. Возникла новейшая теория, утверждающая, что одна из карточек Роршаха была «Отцовской карточкой», а другая — «Материнской», и любые ответы, данные на эти две карточки, были особенно значимы при оценке семейной психодрамы испытуемого. Если женщине казалось, что руки на Отцовской карточке были «худыми и слабыми», это было дурным знаком для ее любовной жизни.

По мере того как клинические психологи продвигались во второй части своей миссии «ученых-практиков», все меньше ориентируясь на количественные данные и все больше внимания уделяя психоанализу, они начали считать недоработкой игнорирование богатого вербального материала, который накапливался в процессе проведения тестов Роршаха. Конкретные оценки могли быть слишком строгими, а правильный подсчет результатов ранее считался деликатной и трудной работой, требующей длительной подготовки, тонкой чувствительности и даже владения искусством. Теперь, по словам одного из защитников нового подхода, практика придерживаться «точки зрения старого объективного подхода» хотя и «похвальна», но может «оказаться не вполне удовлетворяющей нуждам современного психиатра».