Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это было похоже на день сурка, — открываю глаза, Давид мельком бросает на меня из-под ресниц взгляд. — Неужели работа такая монотонная и скучная?
— Не всегда она скучная. Просто ты пришла к концу года, когда все нужно довести до логического итога и запланировать все на следующий год. Я ж не могу допустим с бухты-барахты выделить пятьсот тысяч на рекламу просто так, если не планируется никакого запуска новинок, или наоборот, нужно увеличить бюджет, так как заявленной суммы ничтожно мало.
— Мало, конечно. Что такое пятьсот тысяч? Пыф, ничего серьёзного. Вот пятьсот миллионов — есть где разгуляться, проанализировать контент, охват, сделать прогнозы.
— Тратить деньги веселее, чем зарабатывать их. К моей радости, мне нравится моя работа. Да, под конец года я жутко устаю, у меня одно желание — завалиться на диван и не двигаться. Поэтому каждые каникулы провожу сначала в родном городе, навещая всех родственников, отдавая дань уважения, потом удираю на семь дней под солнце, к морю.
— У меня все же есть небольшой вопрос.
— Какой?
— Ты дочь будешь забирать к себе? Я все же думаю, что ей лучше жить или с папой, или с мамой.
— Нет, — крепче сжимает руль, на скулах заходят желваки. — Жить с Миланой Хадя не будет.
— И с отцом она не живёт, с прабабушкой — это нормально. А это ненормально.
— Алён, я бы с удовольствием забрал дочь к себе, но мы работаем. Она не приспособлена ходить в садик, хоть частный, хоть государственный.
— Няня на постоянной основе.
— Я не хочу видеть возле ребёнка постоянно чужого человека, все же у бабушки все родные, случайных людей нет, все знают, как с ней обращаться, знают её потребности. Это очень непросто. Было легче, если бы она говорила.
— Почему эта проблема не решается??? С твоими деньгами можно в Германию, в Израиль, показать лучшим врачам, попытаться найти причину её молчания. Нет, вы сидите в своем мире, отгородившись от всего и оберегаете Хадю от реальной жизни. Какой она вырастет? Инфальтивной, не умеющей ничего самостоятельно делать, принимать решения, так как все делали за неё. Не верю я в глобальную проблему её молчания, все на поверхности. Ты, как отец, должен сделать все, что можно и нельзя, но пока я вижу и слышу одни отговорки и тысячу тупых причин не шевелить задницей.
— Я не хочу сейчас об этом говорить.
— Ты и раньше не хотел, и потом не захочешь. Я уже смирилась, что твоя прошлая семейная жизнь под замками, и мне туда доступа нет. Что ж, будем пробовать с тобой жить методами проб и ошибок, надеюсь не наступлю на те же грабли, что и Милана, когда ты решил пойти налево и развестись.
— Ты есть хочешь? — ощущение, что налетела на бетонную стену. Я смотрю на Давида, он сруливает с трассы, заезжая на заправочную станцию, при котором есть кафе. Судя по серьёзному лицу мужа, вопрос задан для вида. Мы выходим, в кафе заказываем кофе и латте, ещё вкусный на вид и запах куриный пирог.
Сняв пальто, садимся за столик в углу, подальше от проходящих людей. Давид крутит в руке бумажный стаканчик, наблюдая, как я разъединяю куски нарезанный пирог.
— Я об этом ни с кем не говорил, — голос тихий, слова ещё не подобраны и видно, что нервничает. Без понятия, о чем он сейчас, но понимающе киваю головой.
— Даже с бабушкой? У тебя с ней доверительные отношения.
— Бабушка только догадывается. Чтобы ты понимала, почему я так поступил, а не иначе, ты должна понимать, что девушка на Кавказе — это скромность, уважение к старшим, к родителям, к мужу, это всегда покорность и послушанье. Развод в наших краях не приветствуется, многие девушки соглашаются на вторых жен, только не развод.
— Ужас, — молчать не мой конёк, нужно хоть слово сказать.
— Милану я знал, рядом жили.
— Ты её не любил?
— Я ей симпатизировал, но она мне не была интересна для женитьбы, поэтому не следил за ее жизнью. Отец решил, что я слишком многое на себя беру в плане проф деятельности, решил приложить руку хоть в личной жизни.
— А ты не протестовал.
— Я не думал о семье, у меня только начинало что-то получаться в бизнесе. Только у бабушки спросил ее мнение по поводу невесты. Она меня предупредила, что жениться на той, которая любит другого, не самый лучший вариант, — смотрит на дно стакана, я не сдерживаюсь и кладу свою руку на его.
— Во всяком случае, у вас замечательная малышка, это самое лучше, что у вас может быть, — немного лукавлю. Хадю люблю, но вот мысль о том, что Давид и Милана занимались в свое время сексом, пусть даже для зачатия ребёнка, мне неприятная. Об изменах молчу.
— Да, Хадя, моя радость. Моя девочка, — улыбается, берет мою ладонь и целует пальчики. От этой нежности мне становится невообразимо тепло на душе. — Я очень рад, что ты с ней нашла контакт, для меня это очень важно. Возможно, позже, не сейчас, я заберу её к нам.
— Я буду только рада, ей нужна семья.
— Я просто не хочу её травмировать ещё больше, чем есть. Ты говоришь, что с моими деньгами можно куда-то поехать, кому-то показать. Да, можно, но её бы стали расспрашивать, её бы пытались вернуть в тот день, когда она замолчала. А где гарантия, что после всех этих попыток вывести ее на диалог, она ещё больше не замкнется в себе? Кто мне даст точную уверенность, что мой ребёнок заговорит после того, как её выведут из зоны комфорта и безопасности?
— Я понимаю, Давид, но сидеть и бездействовать тоже не вариант.
— Я что-то придумаю, — трёт устало глаза, мне становится его жалко. Ему действительно нужен отдых на диване.
— Из-за чего она замолчала? Кто-то умер на её глазах? Котёнка машина задавила? Она определенно чего-то испугалась, — с каждым моим вопросом лицо Давида темнеет и темнеет, взгляд становится все тяжелее и тяжелее.
— Мне дальше продолжать задавать вопросы? А то чувствую, что ты хочешь меня закопать в землю, чтобы не смела озвучивать свои мысли.
— Нет, конечно. Тема неприятная, я не люблю тот период вспоминать.
— Ты ее бил? — показательно ужасаюсь, прижимая ладони ко рту. Давид усмехается, качает головой. — Ты ее затрахивал, что она не могла несколько дней ходить? Она ужасно готовила? Хотя если ты мою готовку поглощаешь с голодухи, ее стряпню точно ел без проверки на яд. Плохо рубашки гладила? Что могло послужить причиной вашего развода?