Дети громко, главное активно играют в предложенную мной настольную игру. Правда, Хадя сидит возле меня и не горит желанием участвовать в общей игре со своими братьями-сестрами, и прочими родственниками. Я и имена всех не запомнила.

Мусульмане не празднуют Новый год, но так как Кавказ находится в России, Новый год лишний повод собраться всем родственникам за одним столом, пообщаться, повидать друг друга. Именно утром тридцать первого в доме бабушки Тамары с самого утра суета. Женщины и девушки в платках снуются по дому, готовят еду к праздничному столу.

— Пойду, принесу всем сока, — говорю Хаде, заметив, что графин с соком пустой. Малышка кивает головой и продолжает наглаживать нового зайца, которого я вчера ей подарила. Старый так же сидит рядом с ней.

На кухне во всю кипит жизнь. Еще вкусно пахнет, приходится шумно сглатывать слюни. Я упираюсь ладонью в дверь, слышу разговор.

— И почему мы должны все готовить и прибираться, а эта сидит в гостиной и ничего не делает! — не знаю кто это возмущается, наверное, одна из сестер Давида.

— Гуля, прекрати! — этот кто-то из старших женщин одергивает. — Она развлекает детей, заметь, никто из них на кухню и не приходит. Сама вспомни, как в прошлый раз мы только и отгоняли их от сладостей.

— Я тоже могу сидеть на диване и делать вид, что развлекаю, они там в настольную игру играют! — звон посуды, видимо Гуля раздражена. Прикусываю губу, хочется зайти, поставить на место эту недовольную, хочется и дальше послушать, какого обо мне мнения, а то в глаза все улыбаются. Некоторые прям милые, хорошо, что я придерживаюсь позиции присмотреться, а потом открыться.

— Милана никогда не сидела, всегда помогала! А эта…

— Гуля! — громыхает уже другой женский голос. Была бы на кухне бабушка Тамара этот разговор велся мысленно, а она с Мединой отсутствовали сейчас.

- Что мама? Что в ней такого? Светлые волосы да голубые глаза? Или она делает что-то такое, чего не смогла сделать Милана? Ведь не просто так Давид начал изменять!

— Не нам обсуждать личную жизнь твоего брата, поэтому держи при себе свои вопросы и домыслы!

— Еще чего! — фыркает Гуля, я решаюсь вмешаться в этот неприятный разговор, открыть глаза на «идеальную» Милану, но меня хватают за руку. Испуганно оборачиваюсь, сердце пропускает удар, а потом облегченно выдыхаю.

— Ты меня напугал! — шепотом отчитываю Давида, он берет графин ставит его на пол возле двери и утягивает меня в глубь дома. Чувствую себя школьницей, к которой пришел парень, решивший спрятаться от строгих взглядов взрослых. Сдерживаю смех, как только он заталкивает меня в темную кладовку и тут же прижимает к стене.

— Я соскучился по тебе, — водит носом по щеке, поглаживая меня по спине. — Кому б сказать, что меня ведет от собственной жены.

— Сильно ведет? — пытаюсь поймать его губы.

— Я подумываю о том, что нам стоит завтра уже уехать.

— Да, поддерживаю, подальше от твоих «доброжелательных» родственниц.

— Не обращай внимания.

— Легко сказать.

— Ален, прошу тебя, не груби и не язви в ответ. Просто улыбайся.

— И позволить им думать, что я их испугалась? Ага, щас! — мое лицо обхватывают, я сжимаю его запястья.

— Я знаю, что ты ничего не боишься, — целует в губы, — Моя смелая девочка!

— Это ты мне припоминаешь мою наглость за то, что я назвалась твоей невестой?

— Иногда твоя наглость играет на руку, — сжимает мою попку, прижимает меня к себе, давая понять, какие у него ко мне чувства. — Тогда я думал тебя придушить за выходку, а сейчас рад, что ты такая, какая есть.

— И Омару скажи спасибо.

— Придется принять приглашение на свадьбу. Пойдем вдвоем.

— Ты правда ее не любил?

— Нет. Я не любил ее никогда. Я…

— Так! — дверь резко распахивается, Давид удерживает меня, жмурится от света из коридора. — Не, ну вы, конечно, молодцы, я жду правнуков, но может до ночи подождете? — бабушка Тамара показательно сердится. Мы смеемся, я прячу свое красное лицо на груди мужа. Осторожно поворачиваю голову, вижу Хадю. Она хмурится, смотрит на нас слишком пристальным взглядом, я дергаюсь в ее сторону.

— Алена… — Давид не понимает, что случилось, малышка разворачивается и убегает. Скидываю руки мужа и бегу за девочкой. Ее не оказывается в комнате, где сидят все дети и продолжают играть в настольные игры. Иду на второй этаж в комнату Хади. На кровати ее нет. Сердце сжимается, вспоминаю разговор с Давидом, распахиваю дверки шкафа. Выдыхаю облегченно, ее там нет.

— Хадя… — нахожу свою пропажу между комодом и креслом. Прижимается к стене, ножки подтянуты к груди, обхватив их своими маленькими ручонками.

— Солнце мое, — пытаюсь притронуться к малышке, но она сильнее вжимает голову в плечи, не смотрит на меня. Что ее испугало? Или точнее, что стало причиной вот этой обиды, которую я не понимаю. Может ее напугали объятия Давида? Как Омар с Миланой вели себя при ней? Или испугали слова бабушки о других детях? Боится, что с появлением у папы ребенка, он о ней забудет? Как на такие темы беседовать с малышкой, которая пережила стресс, изменивший ее поведение.

— Знаешь, когда мои родители стали жить отдельно, я была обижена на весь мир, — господи, как разговаривать с четырехлетней малышкой о взрослых проблемах? — Мне, правда, было побольше лет, чем тебе, — поднимает голову, черные бровки сведены к переносице, но слушает.

— Мама уехала жить в страну, где тепло, а папа женился на другой тете. А я… — а я стала вести себя, как последняя высокомерная сучка. Тратила бездумно отцовские деньги, не считая нужным их считать. Задирала нос, считая себя королевой. Грубила, когда хотелось внимания. Провоцировала…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я плохо себя вела. И однажды мой папа решил, что мне следует повзрослеть. Я знала о его планах, — смотрю на Хадю, она продолжает внимательно слушать меня. — Я встретила твоего папу. А дядя Омар… — сразу напрягается, в глазах испуг, я улыбаюсь. — Он решил, что твоему папе очень нужна такая жена, как я, — отодвигаю в сторону кресло, сажусь рядом с Хадей.

— Сейчас без тебя и без твоего папы, я не представлю свою жизнь, — обнимаю малышку, усаживаю ее на себя, глажу по голове. — Я очень вас люблю. Может не всегда у меня получается правильно выразить свои чувства, но… — беру маленькую ладошку, перебираю пальчики, целуя каждый. Хадя свободной рукой начинает гладить меня по голове. Быстро моргаю, чтобы не разрыдаться перед ребенком. Ее ласка напоминает ласку Давида. Неужели он меня жалеет? Смогу ли я вызвать у него чувство любви? Сможет он ко мне испытать то, что испытываю я, каждый раз смотря ему в глаза, трепеща от его прикосновений?