26 июля в Вашингтон возвращается Кэй. Он уже практически уверен в том, что ОМП в Ираке нет. Он спешит сообщить об этом главе ЦРУ Джорджу Тенету и поставить того перед следующей задачей: а не перевез ли Саддам Хусейн оружие массового поражения в соседние страны, в дружеские режимы? Речь могла идти, прежде всего, о Сирии. Сам он не мог оперировать за пределами Ирака и требовалась более широкая операция ЦРУ для поисков иракских ОМП в пределах региона. Тенет предложил Кэю прибыть с ним завтра к президенту Бушу, когда тот получает информацию о произошедшем за ночь в мире.

Без десяти шесть утра следующего дня Кэй прибыл в штаб-квартиру ЦРУ. Его удивило то что, подготавливаемая как экстренная, информация для президента вовсе не несла на себе отпечаток экстренности и экстренной важности. В Белом доме Кэя уже ждали Рамсфелд, Тенет и начальник штаба Белого дома Энди Кард. Вместе они вошли в Овальный кабинет, где их уже ждали Буш и Чейни. Кэй выступил вперед: «Самая большая из допущенных нами ошибок является та, что мы позволили в Багдаде принять массовый характер грабежам и беззаконию». Ирак стал неуправляемым месивом и это осложнило поиски оружия массового поражения. Возможно, части лабораторий были просто украдены. На текущий момент складывается впечатление, что иракцы не создали ни единой единицы ОМП. «Мы не нашли больших хранилищ. Возможно это оружие спрятано в других местах. Многое еще нужно проверить».

Буш в ответ: «Продолжайте поиски. Что мы можем сделать для вас?»

Кэй: «Сэр, единственное в чем мы нуждаемся – это время и терпение».

Буш: «У вас есть время, а у меня – терпение».

Кэй покинул Овальный кабинет, шокированный отсутствием у президента какой бы то ни было любознательности. Кэй был доктором наук и немало преподавал в своей жизни. Но сейчас он чувствовал себя не в «своей тарелке». На протяжении всей встречи Чейни был относительно спокоен. И только на обратном пути помощник Чейни Либби отвел Кэя в сторону. Вице-президента интересовала возможность связи с иракскими ОМП Сирии. А если иракское оружие спрятано в долине Бекаа, в Ливане, где господствует проиранская Хезболла? Чейни нажимал, казалось, что это его идея фикс. Кэй: «На эти вопросы можно ответить только с помощью Центрального разведывательного управления». «Если события пересекут границы, мы сможем тоже перейти границы». Но это дело Тенета. А вообще-то о долине Бекаа больше всех знает ливанская контрразведка. Или израильтянская.

Кэй был удивлен, что вице-президент США был столь вовлечен в дела разведки, рассматривая самые невнятные донесения людей на местах. Чейни и Либби действовали как пара агентов среднего ранга. Они словно разгадывали «код Давинчи». Можно ли понять мир таким образом? Кэй не прояснял дела, он возбуждал надежды на нахождение иракских ОМП.

Между тем в Вашингтоне все отметили падение интереса к Ираку со стороны министра обороны Рамсфелда. Был зримым контраст с тем Рамсфелдом, который готовился к атаке на Ирак. Теперь, в решающие дни строительства он был едва ли не безучастен. Совет национальной безопасности в итоге решил обращаться непосредственно к Бремеру. Кондолиза Райс решила выделить от СНБ специального чиновника – недавнего посла США в Индии Роберта Блеквила (63) в качестве непосредственного связующего звена Вашингтона с Багдадом.

Немедленно взвился Хэдли, изучивший послужной список Блеквила: «Не берите его. Он разрушитель по природе. Люди не желают с ним работать». Но Райс верила в умственные способности Блеквила и пригласила его в Белый дом, где он получил титул «координатора стратегического планирования» и рекомендацию сконцентрироваться на Ираке. Именно Блеквил внес ту ноту страшного реализма, которая отныне присутствовала на вашингтонских советах: «Мы терпим поражение. Мы теряем всю кампанию. Общественное мнение обратилось против нас. Это ужасно. Мы уступаем в битве за душу и сердце Ирака»[179].

Но Райс теперь больше интересовали даже не события на берегу Тигра, а явственный разлад на берегу Потомака. Во время заседаний она стала сажать Эрмитиджа и Дуга Фейса по противоположные стороны стола – и все же враждебность между ними была огромной. Человек-гора Эрмитидж буквально лаял на Фейса в Ситуационной комнате. У него от враждебности и напряжения буквально белели пальцы. Особенно явственно это было видно новичку Блеквилу. Когда Рамсфелд обращался к президенту, Колин Пауэлл смотрел прямо перед собой. Когда к президенту обращался Пауэлл, перед собой смотрел Рамсфелд. Они не комментировали заявления друг друга. Это лишало Буша серьезного обсуждения своих главных советников. Сам президент вызвать глубокую дискуссию не мог.

Блеквил почувствовал симпатию к Райс – бедная женщина пыталась впрячь в одну повозку «трех титанов» национальной безопасности – Чейни, Рамсфелда и Пауэлла, каждый из которых многие десятилетия занимался этим делом. Райс демонстрировала осведомленность и вежливость на одном конце стола; на другом президент олицетворял неосведомленность и неопытность.

При всем своем авторитете Пауэлл умел прежде убедить значительную часть членов ООН, что множество алюминиевых труб свидетельствуют о дальних планах Саддама Хусейна создать изощренную центрифугу для реализации ядерного проекта. Теперь Кэй на месте, в Багдаде, был убежден, что трубы готовились для снарядов обычных пушек. Лопнул еще один миф.

Кэй обещал иракцам за подсказку в отношении ядерной программы Ирака 10 млн дол. (деньги спецфонда ЦРУ). Он раздавал «грин кардс» всем, кто выказывал сотрудничество. Он пользовался привилегией приглашать дружественных иракцев в США. Но единственный переселенец утверждал, что «он не видел этого, но сосед говорил, что видел». Иракцы изощрялись в своих рассказах и приносили самые странные вещи. Кэй прослушал беседу жены с ведущим иракским специалистом: «Иди, придумай им что-нибудь. Нам нужны деньги». Муж отвечал: «Мы не делали ничего такого, мне нечего рассказать американцам».

Ни один из иракцев никогда не видел ОМП. Американцам так и не удалось закричать: «Эврика!». Кэй все больше убеждался в том, что все его люди понапрасну тратят время. Он обратился к Тенету: «Джордж, здесь этого нет». Кэй просился домой.

В июле 2003 г. состоялась смена командования. Фрэнкс ушел в отставку, а американские части в Ираке возглавил генерал Эбизаид, новый глава СЕНТКОМа.

Самым главным было то, что в период лета 2003 г. изменился характер массового насилия в Ираке. В июне насильственные эпизоды стали случаться каждый день. Половину из них инициировали американцы. В августе каждый день тоже приносил по бою, но на этот раз зачинщиками в большинстве случаев были сами иракцы. Поднималась пресловутая дубина народной войны. 19 августа игравшая в теннис Кондолиза Райс получила срочное сообщение: «грузовик, груженный взрывчаткой врезался в резиденцию представительства Организации Объединенных Наций, убив почти всю миссию и ее руководителя Серхио Виеру де Мело. А ведь Райс лично уговорила де Мело отправиться в Багдад.

Буш сказал: «Возмутительно. Мы участвуем в войне. Особенной войне, но войне тем не менее. Террористы хотят, чтобы мы ушли. Но мы добьемся победы. Мы должны заново проанализировать своего противника. Противник меняет свою тактику и мы должны следовать за изменениями. Но те, кто бежит из Ирака – просто поддается террористам и убийцам, как бы награждая их». Это была первая в побежденном Ираке битва такого масштаба. Американское вторжение в Ирак становилось международной трагедией. Буш публично задал несколько новых вопросов: «Что нам нужно делать с пришельцами из Сирии и Ирана? Мы должны считать их по головам. Нам нужно улучшить свою разведку, укрепить свои военные возможности».