Вашингтон еще не знал, что благодаря усилиям Джона Адамса, главы военного совета, Конгресс уже предпринял кое-какие шаги: солдатам, подрядившимся служить «всю войну», пообещали по 20 долларов и по 100 акров земли. Новый военный устав, составленный Адамсом на основе британского, предусматривал за тяжелые проступки более суровые наказания (до сотни плетей и даже смертную казнь). Адамс же предложил создать Военную академию, но пока дело ограничилось словами.

А Вашингтон устал, смертельно устал. «Если бы я захотел наслать злейшее проклятие на врага по сю сторону могилы, то заставил бы его испытать то, что чувствую я», — писал он Лунду Вашингтону 30 сентября. Но — ближе к делу: «Каминная труба в комнате верхнего этажа должна быть угловой, как и прочие, но если этого никак нельзя сделать, не перекроив весь план, то не нужно. Камин в новой комнате должен быть точно посередине; двери и всё прочее — точно соответствующими и единообразными. Короче говоря, я хочу, чтобы всё было исполнено мастерски». Пусть хоть дома всё будет четко, строго, единообразно и как полагается…

Утром 9 октября три британских корабля, дождавшись прилива, поднялись по Гудзону между фортами Вашингтона и Конституции, несмотря на все усилия американцев перегородить русло реки затопленными судами и колодами с воткнутыми в них пиками. Пушки из фортов открыли огонь. Корабли окутались дымками. Распустив паруса, они медленно, но неуклонно продвигались вперед.

Вашингтон всё это видел. Столько трудов — и всё зря! Значит, оба форта совершенно бесполезны; пытаться их удержать — напрасный риск, думал он грустно и даже как-то безучастно. Но в конце дня воодушевленный и готовый к подвигам генерал Грин доложил, что позиции армии крепки, за исход кампании можно не опасаться. Вашингтон не стал возражать.

Рано утром 12 октября 150 кораблей под командованием адмирала Хоу в неожиданно сгустившемся тумане вышли вверх по течению через опасный пролив Хелл-Гейт. Моряки творили чудеса; всё прошло как по нотам. К полудню четыре тысячи солдат во главе с Генри Клинтоном высадились на болотистом участке суши к востоку от американских позиций в Гарлеме и у Королевского моста.

Вашингтон сразу понял, что Гарлемские высоты превратились в западню. Англичане снова намерены окружить их, зайдя в тыл; армию нужно выводить как можно скорее. Он решил сосредоточить основные силы в более надежном месте — на Уайт-Плейнс, в 18 милях к северу. Благодаря обмену пленными лорд Стерлинг и генерал Салливан вернулись к нему. Вашингтон не увидел в этом никакой насмешки судьбы и тепло их приветствовал, поставив каждому задачу.

Четырнадцатого октября в лагере появилась долговязая, нелепая фигура генерала Чарлза Ли в сопровождении неизменных собак. Невероятно популярный в Конгрессе после своих успехов в Чарлстоне, Ли был послан в Нью-Йорк как спаситель. Он не мог понять, зачем Вашингтон вообще советуется по поводу ведения войны с «быдлом из Конгресса»; эти штафирки совершенно с ним не считаются, потому что он ни разу не пригрозил им своей отставкой, писал он генералу Гейтсу, умолчав, разумеется, о том, что отставка была бы принята и тогда главнокомандующим стал бы он сам.

Вашингтон, далекий от подковерной борьбы, очень обрадовался прибытию старого товарища и даже переименовал форт Конституции в форт Ли.

На военном совете 16 октября было решено, что форт Вашингтона надлежит «удерживать как можно дольше», чтобы обеспечить сообщение с Нью-Джерси; все войска с Манхэттена следует вывести, оставив только тысячу солдат для защиты форта.

Солдаты шли налегке, взяв с собой лишь самое необходимое: оружие и амуницию. По узкому мосту переправлялись на другой берег и двигались на север, к Уайт-Плейнс, по западному берегу речушки Бронкс. Зачастую обозные повозки и пушки приходилось тащить на себе.

В это время четыре тысячи британцев и гессенцев высадились у Пеллс-Пойнт и походным шагом двинулись вперед. Они успели пройти чуть больше мили, не встречая сопротивления, но тут на них с ближайшего холма свалились 750 американцев храброго Джона Гловера. Укрываясь за каменными стенами, они вели прицельный огонь, задержав врага на целый день и заставив его отступить. Британские потери были больше, чем в сражении при Бруклине; американцы потеряли восемь человек убитыми и 13 ранеными.

Каменных укрытий впереди было еще много, и Хоу опять заосторожничал. Если бы британцы продвигались с той же скоростью, с какой начали марш, они настигли бы отступающую армию Вашингтона и покончили с ней. Но Хоу был сыном своего времени — он собирался выманить Вашингтона на открытое пространство и устроить там форменное сражение, чтобы одержать решительную победу по всем правилам военного искусства. Даже выйдя к Уайт-Плейнс, Хоу обождал несколько дней, чтобы убедиться, что всё готово.

Двадцать восьмого октября британская полевая артиллерия открыла огонь и армия Хоу двумя стройными колоннами двинулась в центр американских позиций. Штыки посверкивали на солнце, красные мундиры оживляли вид поля с пожухлой травой.

Американцы окопались на возвышенности за деревней, растянув линию обороны на целую милю. Они ждали удара в лоб и готовились его отбить.

Вдруг одна колонна резко приняла вправо, к высокому холму справа от американцев. Ли говорил Вашингтону, что неплохо бы занять этот холм, но только в самый последний момент туда направили отряд ополченцев.

Британская артиллерия передвинулась поближе. Пушки забухали с обеих сторон; воздух наполнился дымом; эхо выстрелов отражалось от окрестных холмов. Стены, заборы рушились и взлетали на воздух; откуда-то сверху сыпались оторванные руки, ноги, искореженные тела…

Вашингтон отправил подкрепление на холм, на который уже лезли гессенцы под командованием полковника Иоганна Ралля. Ополченцы дрогнули и побежали, и хотя прибывшие им на подмогу делавэрцы и мэрилендцы отчаянно дрались, им тоже пришлось отступить. Ценой больших потерь британцы заняли высоту. Это была победа — но не решающая.

Хоу снова сделал паузу, поджидая подкрепления. 30 октября полил дождь, а утром 1 ноября британцы обнаружили, что Вашингтон с армией отошел на милю, заняв более выгодную позицию на высотах за Бронксом.

Еще два дня прошли в ожидании. Наконец в ночь на 3 ноября американские дозорные услышали в темноте шум английских повозок: несомненно, противник готовил атаку. Весь следующий день ждали начала сражения, но утром 5 ноября, к своему изумлению, обнаружили, что вся британская армия ушла обратно к Гудзону. (Клинтон был разъярен этим решением Хоу и в сердцах заявил Корнуоллису, что уже не в силах служить под его началом, а тот передал Хоу неосторожные слова своего коллеги и соперника.)

Ну да, они идут в Нью-Джерси. Нью-Йорк уже у них в руках, осталось занять Филадельфию — и войне конец. Какой смысл удерживать какой-то форт, когда англичане могут спокойно пройти мимо? Да и захватить этот форт для них — плевое дело. Надо выводить людей и имущество, писал Вашингтон Грину 8 ноября из Уайт-Плейнс. Впрочем, ему на месте виднее. Пусть решает сам.

В очередной раз Вашингтон решил разделить свою армию, теперь уже на четыре части. Самая крупная, около семи тысяч человек во главе с генералом Ли, останется к востоку от Гудзона — следить, не пойдут ли британцы в Новую Англию. Еще три тысячи с генералом Хитом будут стеречь Гудзонскую возвышенность. Вашингтон с оставшимися — около двух тысяч человек — переправится на другой берег в ожидании подкреплений из Нью-Джерси и Пенсильвании. Грин остается командовать фортами Вашингтона и Ли.